— Приведите ко мне всех, кого найдете живым! — крикнул он вдогонку. — Я хочу знать, кто приказал напасть на Лупанарии.
— Антоний, кто же еще! — вставила Фабиола.
Брут ощутимо дернулся.
— Не так громко, — прошептал он, поглаживая ее по руке, и затем взглянул на Ромула. — А это, должно быть, твой брат-близнец.
Фабиола вытерла слезы.
— Да.
— Встреча с тобой — для меня честь. — Ромул вскинул руку в приветствии.
Брут благосклонно кивнул.
— Боги сегодня щедры на милости.
— Точно, — с сияющей улыбкой кивнула Фабиола. — А как ты узнал, что он мой брат?
— Ну, если забыть о том, что вы похожи как две капли воды, — улыбнулся ее любовник, — то мне сказал об этом тот человек в шрамах, который пришел предупредить о нападении. Твой друг? — обернулся он к Ромулу.
— Тарквиний? Да. Старый боевой товарищ.
— Он ждет у входа, — сообщил Брут. Намек был более чем красноречив.
— С твоего позволения, я вас покину, — вежливо ответил Ромул.
Пора было исчезнуть с глаз: любовники явно собрались мириться, незачем им мешать. Кроме того, ему было о чем поразмыслить. Выходит, Цезарь для него теперь не только главнокомандующий, но и, возможно, отец, и Фабиола собирается его убить. Несмотря на то что Ромул некогда поклялся расправиться с насильником матери, он никак не мог уложить в голове, что этим насильником был сам Цезарь — тот самый Цезарь, который освободил его от рабства и за которого он, Ромул, преданно сражался в битвах, пройдя за ним от Египта до Малой Азии и обратно до Африки. Которого успел полюбить.
— Конечно, — кивнул Брут и обернулся к Фабиоле. — Нам лучше вернуться домой. А Ромул присоединится к нам позже.
— Приходи скорее! — Фабиола протянула руку брату. — И приводи своего друга.
— Мы не задержимся, — пообещал Ромул.
— Мой дом все знают, — добавил Брут. — Спросишь на Палатинском холме.
— Благодарю тебя, — кивнул Ромул. Уже на пороге он услышал, как Брут спросил:
— Кто изнасиловал твою мать?
В воздухе вдруг повисло напряжение, Ромул остановился.
— О чем ты, моя любовь? — Смех Фабиолы прозвучал фальшиво, по крайней мере, для Ромула.
— Я застал конец твоей фразы. О том, что кто-то изнасиловал твою мать. Ты мне никогда об этом не говорила.
— Конечно, зачем бы мне, — ответила девушка. — Это было так давно.
— Фраза вышла такой гневной, — продолжал Брут. — Кто он был?
Ромул ожидал услышать «Юлий Цезарь», но Фабиола молчала.
— Так кто же? — мягко спросил Брут.
— Я не знаю, мать толком не рассказывала. А сейчас я просто предположила, что изнасиловать ее мог кто-то вроде Сцеволы.
Ромул едва верил своим ушам. Зато Брут явно успокоился.
— Фугитиварий здесь?
— Да. Вон в углу. Ромул его убил.
Юноша не понимал, что происходит. Откровенная ложь Фабиолы его поразила: Брут — верный сторонник Цезаря, и сестра не знает, как он отнесется к вести о том, что Цезарь изнасиловал ее мать. А сам Ромул должен не моргнув глазом согласиться убить диктатора — и это при том, что у Фабиолы нет доказательств, кроме орлиного носа Ромула и случайной грубости Цезаря при встрече с Фабиолой. Наверное, она слишком много выпила в тот вечер, решил Ромул, понимая, что пытается лишь выдумать оправдание для сестры. Уже переступив порог, он оглянулся на девушку, и она ободряюще подмигнула ему из-за плеча Брута. Любовник ничего не заметил.
Ромул рассердился. Фабиола явно привыкла вить из мужчин веревки и теперь не прочь применить те же методы и к брату. В голове невольно всплыл вопрос, прежде немыслимый: а можно ли сестре доверять?
Конечно можно, привычно ответил себе юноша. Она ведь сестра. Близнец. Родная плоть и кровь.
Однако Ромул ясно чувствовал, что его пытаются использовать. Отрезвленный, он решил поговорить с сестрой позже, когда они останутся наедине.
Он вышел в коридор и отправился искать Тарквиния.
* * *
Встреча с гаруспиком оказалась такой же радостной, как и в мечтах, и друзья даже не заметили, как дошли до митреума, куда Тарквиний сразу же повел юношу. Мальчишка-оборванец не отходил от них ни на шаг, совершенно ошалевший от немыслимой для него суммы в двадцать пять денариев — Ромул не поскупился на награду в благодарность за то, что попал в Лупанарии так вовремя и успел спасти сестру. Маттий — так звали мальчишку, — навечно прикипев душой к Ромулу, теперь не сводил с него глаз.
Ромул рассказал гаруспику, как шел походом вместе с армией, как в Малой Азии в нем признали раба, как Петроний его не бросил. И как его привезли обратно в лудус. Тарквиний, обычно сдержанный, нахмурился при вести о гибели Петрония и ахнул, услышав о битве с носорогом.
— Боги, — выдохнул он. — Я же видел, как ловили это чудовище! Я бы в жизни не поручился, что ты выживешь.
Ромул покачал головой, сам едва веря в то, что ему удалось победить монстра.
— Тогда ты и встретился с Цезарем.
— Да. — И Ромул рассказал о том, как диктатор даровал ему свободу.
Маттий потрясенно ахнул.
— Рабы — такие же люди, как мы с тобой, — объяснил ему Ромул, понимая, что мальчишка наверняка презирает тот единственный класс, который ниже его собственного. — Они способны на любые подвиги. Как и ты, если захочешь.
— Правда? — прошептал Маттий.
— Посмотри на меня и вспомни, что я пережил. А я ведь был когда-то рабом.
Маттий удовлетворенно кивнул.
— И вместо того чтобы наслаждаться свободой, ты добровольно пошел в армию Цезаря? — усмехнулся Тарквиний.
Ромул вспыхнул.
— Цезарь мне поверил. И я посчитал для себя честью вступить в его войско.
— Такое решение он наверняка оценил. — Тарквиний хлопнул юношу по плечу. — Выходит, ты сражался в африканской войне?
— Да. В Руспине все походило на битву при Каррах, — вспомнил Ромул. — У Цезаря почти не было конницы, а против нас шли нумидийские всадники, тысячами. Разбили бы нас в кровавое месиво, но Цезарь ведь не теряет головы. — И Ромул описал битву, в которой он напал на Петрея, и дальнейшее сражение при Тапсе.
— Я слышал, у помпейцев слоны оказались хуже тех индийских, с которыми дрался Забытый легион.
Вина за гибель Бренна вспыхнула в Ромуле с новой силой, и он принялся рассказывать гаруспику, как спас Сабина при Тапсе.
Тарквиний вмиг помрачнел и после рассказа юноши не проронил ни слова. Они долго шли в молчании, пока Ромул не заметил, что гаруспик изучает небо, вслушивается в дуновения воздуха и вглядывается во все окружающее, пытаясь почуять хоть что-то, что указало бы на судьбу Бренна. Юноша затаил дыхание.
