– Я приду, – ответил дон Рамон.
В карете, которой правил Ла Дусер, Зефирина закрыла глаза.
– Тебе действительно стало плохо? – встревоженно спросил Фульвио.
– Немного…
– Мне показалось, что речь шла о дипломатическом недомогании, вызванном желанием удалить меня! – заявил он, вытягивая свои длинные ноги в жемчужно-серых чулках.
– Вечно ты что-нибудь выдумаешь, любовь моя, – вздохнула Зефирина. – Ты же знаешь, что нет ничего, чего бы я не могла тебе рассказать.
Эта ложь испугала ее. Она уже готова была во всем ему признаться, пусть даже он не сумеет понять ее, и за этим признанием последует ужасный разрыв.
– Кто этот человек? – спросил Фульвио. – Мне, показалось, что я уже его где-то видел.
Подавив душевный порыв быть правдивой до конца, Зефирина постаралась ответить как можно небрежнее:
– Дон Рамон? Фаворит Карла V! Это он некоторым образом косвенно помог мне получить сведения о тебе, а главное, о Луиджи… Этот безукоризненный дворянин оказал мне в Мадриде кое-какие услуги, и я весьма признательна ему за них.
Удовлетворившись таким весьма правдоподобным объяснением, Фульвио не стал настаивать.
В половине третьего он в сопровождении Паоло и Ла Дусера отправился играть в мяч. Оставив близнецов под присмотром мадемуазель Плюш и Эмилии, Зефирина выскользнула из сада.
– Scelerate! Sardine![191] – прокаркал Гро Леон. Она нервно шлепнула птицу по крылу. Привязав коня к изгороди, дон Рамон уже ждал ее возле часовни. Сняв шляпу, он поклонился ей.
– Давайте немного погуляем? – предложила молодая женщина.
Дон Рамон согнул руку в локте. Зефирина слегка коснулась ее пальцами. Она первой начала наступление.
– Вы… вы хорошо доехали?
– Великолепно!
– Вы едете из Испании?
– Нет, из Италии.
– Вместе с его величеством Карлом V? – удивилась Зефирина.
– Да, после сражений его величество решил заняться дипломатией, и он посетил… Павию, среди прочих городов…
– А-а-а! А… вы… у вас все в порядке, дон Рамон?
– Если вас интересует мое здоровье…
– Sante![192] – проорал Гро Леон, взлетев на ветку. Дон Рамон остановился. Схватив Зефирину за руки, он устремил свой взор в ее огромные зеленые глаза; она выдержала его взгляд.
– Я знал, что когда-нибудь непременно встречу вас, на этом свете или на другом. Почему… почему вы так бежали от меня? Почему не написали мне хотя бы слово? Я думал, вы умерли… или даже не знаю… Вы испарились. Неужели вам ни разу не пришло в голову, что я буду волноваться за вас, буду страдать? Я отправил на поиски сбиров, но безуспешно. Неужели я так напугал вас, или вы чувствуете ко мне такое отвращение, что решили, не предупредив, бежать от меня? Мне показалось, что вы все же испытывали ко мне некие чувства… я доказал вам свою привязанность… если ваш супруг остался жив, то только благодаря мне… И я сожалею об этом, да, сегодня я об этом сожалею! – мрачно завершил он.
– Не говорите так, Рамон. И простите меня. Прошу вас, умоляю…
Она искала слова, чувствуя, что обязана загладить свои ошибки. Она не могла оставить у себя за спиной такого врага, как дон Рамон.
– Я упрекаю вас, Зефирина, в том, что вы убедили меня в своей любви, тогда как на самом деле вы только преследовали собственные интересы.
– Но я вас любила, Рамон, искренне любила, вы произвели на меня неизгладимое впечатление, и сегодня меня мучит совесть…
Казалось, дон Рамон облегченно вздохнул.
– Так вы действительно любили меня?
– Да, клянусь вам… Вы были моим первым… и единственным любовником… – утвердительно произнесла она, умоляя при этом провидение, чтобы оно никогда не свело его с Кортесом.
Это второе признание, казалось, отчасти развеяло мрачные мысли дона Рамона. Он попытался обнять Зефирину.
– Зефирина, божественная Зефирина… мне так не хватало тебя… вернемся к прошлому, нет ничего невозможного. Оставь его, поедем со мной… В Испании я сделаю тебя настоящей королевой.
Он терял голову. Нежно, но вместе с тем решительно, Зефирина высвободилась из его объятий.
– Друг мой, будь я свободна, я бы с радостью приняла ваше предложение, но вы сами понимаете – я уже не та, и мой долг…
– Вы встретили мужчину вашей мечты! – горько воскликнул дон Рамон.
– Я вновь обрела мужа, отца моих детей… – уточнила Зефирина, считая, что нет никакой необходимости рассказывать о своей любви к Фульвио.
Она почувствовала, что встала на правильный путь. Дон Рамон несколько успокоился и вздохнул.
– Ваше бегство, Зефирина, оскорбило меня. Ни об одной женщине я столько не думал, сколько о вас, Зефирина. Император, обычно столь невозмутимый, был искренне огорчен… Он несколько раз спрашивал меня о вас, а это не в его привычках…
– Как чувствует себя император?
– Император? Великолепно?
– А его нервы?
– Лучше… Образно говоря, «ваш» припадок был последним. Смотрите, а это даже любопытно, можно сказать, это вы избавили его от болезни. Вы же знаете, Карл V действительно хотел простить вас.
– Но… это не поздно сделать и сейчас! – неожиданно произнесла Зефирина.
– Это зависит от меня! – бравируя, заявил дон Рамон.
– Я это знаю, Рамон. Но я также знаю, что вы слишком благородный человек, чтобы желать увидеть у своих ног некогда любимую вами женщину.
– Вы правы, – надменным тоном произнес испанский вельможа.
Зефирина не сдавалась.
– Рамон, останемся друзьями. Мне бы хотелось, чтобы вы хоть немного любили меня… как сестру.
– Сестру! – без всякого восторга повторил дон Рамон.
– Ну да… (В отчаянии она заламывала руки.) Вы слишком великодушны, слишком могущественны, слишком умны, чтобы мстить. У вас такое нежное сердце…
Хитроумная Саламандра знала, что лишняя толика лести в разговоре с мужчиной никогда не будет лишней.
– Не забирайте у меня свой дар – вашу дружбу, а главное, подарите мне ваше уважение – ведь пока я могу только мечтать об этом! Ах, если бы вы знали, как я в них нуждаюсь!
И она разрыдалась – совершенно без всяких усилий. Холодный и надменный дон Рамон был потрясен.
– Перестаньте, Зефирина, я не выношу женских слез, и уж тем более не могу видеть, как плачете вы!
– А я, как могу я жить… зная, что вы ненавидите и презираете меня!
– Нет, Зефирина, нет, я согласен, я буду вашим другом, если никак иначе нельзя остановить ваши слезы.
– Вы забудете прошлое!
– Нет, этого я не забуду никогда… Но клянусь вам, сеньора, клянусь душой, что спрячу свои воспоминания далеко-далеко, запру их на ключ…
– Тогда… приезжайте к нам в замок. Как друг, – прошептала Зефирина.
– Как друг… – повторил дон Рамон, целуя ей руку. Когда Фульвио, еще разгоряченный игрой, вернулся из зала для игры в мяч, он нашел Зефирину в гостиной возле камина; она беседовала с тем самым испанцем, которого они сегодня встретили при дворе.
