Ознакомительная версия.
— Мистер Рогов, нам крупно не повезло, — сказал Даниэль, вернувшись из очередной поездки в Посольский квартал. — Москва в знак протеста отозвала поверенного в делах и всех его сотрудников. Остались только несколько человек для ведения консульской работы и защиты подсудимых по делу Бородиной.
— Так все-таки Советы вступятся за них? — с надеждой спросил Клим. — Мы можем записаться на прием в полпредстве?
— Смеешься? У русских теперь нет дипломатической неприкосновенности, и они в каждом незнакомце видят либо шпиона, либо убийцу. Мне надо как следует подумать, как найти к ним подход.
У врага, у злодея, который хотел убить Нину, не было лица — Чжан Цзолинь наверняка и не подозревал о ее существовании. Ее судьба определялась не доказательствами, а «политической необходимостью». Это была человеческая жертва, которую надо было принести, дабы вымолить удачу у несуществующих богов.
Клим разыскал городскую тюрьму, но ему так и не удалось узнать, там ли содержится Нина или где-нибудь еще.
Пекин — город заборов. Дома, учреждения, театры и целые кварталы — все было окружено непреодолимыми стенами. Бродя по китайской столице, Клим чувствовал себя в лабиринте, состоящем из каменных прямоугольников и квадратов.
Однажды он поднялся на древнюю башню, с которой было видно полгорода. Наверху висел исполинский колокол, который служил пекинцам вместо часов — на нем отбивали время.
— Господин может кинуть в колокол денежку, — намекнул сторож. — А если при этом загадать желание, то оно непременно сбудется.
Клим понимал, что тот надеется поживиться за счет легковерного «белого дьявола», но все равно достал кошелек. К великому разочарованию сторожа подброшенная Климом монета словно испарилась в полумраке под потолком, беззвучно упав в толстый слой пыли на вершине колокола.
— Все, уже поздно, башня закрыта! — рассердился сторож.
С тяжелым сердцем Клим отправился назад в гостиницу. В голову лезли безумные идеи: связать сторожа и азбукой Морзе отбить на колоколе послание для Нины: «Я здесь». Впрочем, она все равно не знала телеграфного языка.
У гостиницы Клим столкнулся с Даниэлем.
— Переодевайся к ужину — велел тот. — Сейчас мы кое-куда поедем. Я придумал, как нам связаться с русскими большевиками.
Через полчаса они вошли в небольшой европейский ресторан в двух шагах от Посольского квартала. За круглыми полированными столами сидели шумные компании иностранцев. Бегали официанты, гремела посуда, а под высокими потолками в сизом сигаретном дыму покачивались флаги Великих Держав.
Клим и Даниэль поднялись на верхний полуэтаж и сели за крошечный столик у перил, откуда было видно, что творится в общей зале.
— Сейчас Китай стал Меккой для социалистов со всего света, — сказал Даниэль, кивая на публику внизу. — Как правило, это богатые романтики, которые могут позволить себе не работать и путешествовать по миру. Они начитались восторженных книжек о большевистском перевороте и рванули сюда — чтобы быть свидетелями новой революции, которой, разумеется, не будет.
— Зачем мы пришли сюда? — не понял Клим.
Даниэль таинственно улыбнулся.
— Эти господа олицетворяют для Москвы «прогрессивную мировую общественность». Половина из них состоит внештатными корреспондентами левацких газетенок с тиражом в пятьсот экземпляров, и когда большевикам надо распространить какую-либо информацию, они посылают сюда своего человека. Видишь курчавого юношу в полосатом галстуке? Это Анатолий Левкин, юрист советского полпредства. Время от времени он запускает тут очередные газетные утки, «прогрессивная общественность» их подхватывает и отправляет депеши в свои редакции. А потом в СССР начинается ликование: «Трудящиеся Запада проявляют солидарность с советским руководством!»
— Этот юрист имеет отношение к делу Бородиной? — нетерпеливо спросил Клим.
— Именно.
Левкин показался Климу похожим на комара: маленький, длинноносый и глазастый, он вместе со своим переводчиком перелетал от стола к столу, суетился и угощал всех папиросами. Даже на балконе было слышно, как он горячо доказывал, что в буржуазной прессе были опубликованы сфабрикованные документы:
— Китайские сатрапы изъяли в нашем полпредстве самые обычные деловые бумаги, а потом приписали нам фальшивки, чтобы скомпрометировать первое в мире социалистическое государство. СССР никогда не покушался на суверенитет других стран.
Оставалось только изумляться: как можно столь бессовестно врать? Но, судя по одобрительным выкрикам, «прогрессивная общественность» верила Левкину.
— Люди всегда готовы обманываться, если ложь соответствует их потаенным желаниям, — сказал Даниэль. — Этим господам хочется, чтобы большевики были Силой Добра, за которой можно следовать без оглядки, и поэтому они заранее отметают факты и здравый смысл.
Левкин расплатился за ужин, отпустил переводчика и направился к выходу.
— Подойди к нему и представься коммунистом из Шанхая, — шепнул Даниэль Климу. — Скажи, что у тебя есть связи в немецком посольстве и тебе намекнули, что в Европе тоже скоро будут налеты на советские полпредства.
Клим в недоумении посмотрел на Даниэля: еще не хватало впутаться в шпионский скандал!
— Что ж ты сам не подойдешь к Левкину?
— Я не знаю русского языка.
Клим не двигался с места, и Даниэль начал злиться.
— Не упускай свой шанс! Сейчас Левкин уйдет, и мы уже не сможем связаться с ним! Если ты намерен отсиживаться в кустах, то какого черта тебя понесло в Пекин?
Проклиная все на свете, Клим встал и быстрым шагом направился к лестнице.
Он нагнал советского юриста, когда тот уже садился в машину, но слова Клима не произвели на Левкина никакого впечатления.
— Извините, мне некогда, — сухо сказал он и велел шоферу заводить мотор.
Когда его автомобиль исчез за поворотом, Даниэль тоже вышел на улицу.
— Дело сделано! — сказал он, хлопнув Клима по плечу. — Оставь бармену свой адрес и жди. Левкин скоро тебя найдет.
У Даниэля был такой вид, будто он сорвал джек-пот.
В течение нескольких томительных дней Клим сидел у себя в номере и читал газеты. После разгрома советского полпредства в Пекине началась охота на коммунистов, и вскоре антибольшевистская истерия распространилась на весь Китай, вне зависимости от того, кому принадлежала власть в той или иной провинции. Чан Кайши тоже присоединился к травле бывших союзников — ему надо было доказать, что резня красногвардейцев в Шанхае была жесткой, но необходимой мерой.
Ознакомительная версия.
