Пока еще ничего нельзя было разобрать в мутном потоке. Нестеров работал у грохота, регулируя потряхиванье массы, чтобы вода дочиста смыла наносные породы. Он не заметил, как один за другим выходили забойщики и собирались у вашгерда. Только когда старший из них сердито пробрал Головлева за то, что тот успел сделать тайно всю работу, Нестеров вспомнил, что люди встали на работу, не позавтракав.
Завтракали по очереди. Очень хотелось как можно скорее закончить первую промывку. Евлахова, Головлева, Дашу и Нестерова отправили к столу первыми. И они, торопливо поев и даже не поняв, что они ели и вкусно ли это было, бросились обратно к вашгерду. Кучка породы у вашгерда кончалась, еще одна лопата, вторая, последние комочки синей земли — и вот уже только убитая глиняная площадка под ногами да чистая вода стекает с вашгерда. Промывка была окончена.
Все твердые крупинки минералов — кристаллы, гальки — все, по чему геолог определяет достоинства и название породы, было в ящиках. Нестеров откинул крышку вашгерда и склонился над сукном, рассматривая оставшиеся на нем шлихи — самые тяжелые частицы. Шлихи расположились длинным широким языком, становившимся все уже к концу, где легли легкие породы. Следом за Нестеровым нагнулись и другие. Вот лежит черная полоска самых тяжелых минералов земли: платины, вольфрама. В черном этом основании языка изредка желтеют крупные золотники, это самородное золото. Чуть ниже желтый цвет становится преобладающим: это отмылся золотой песок. Разведчики возбужденно переговаривались: редко когда им приходилось снимать за одну промывку такое количество золотого песка. Пусть алмазов не будет, но они уже нашли золото. Еще дальше — более легкие, но все же осевшие частицы, это крупинки железняков, магнитные соединения. Остальная добыча: минералы — в ящиках.
Нестеров нагнулся, чтобы вытащить первый ящик, и внезапно застыл, впившись глазами в редкие гальки, застрявшие на сукне. Они лежали горкой, не упав в ящик, и ему показалось, что сквозь эту горку пробился солнечный луч. Действительно, за спиной вставало солнце, и лучи его заскользили по вашгерду, но это были обычные рассеянные лучи утра, а тот, что ударил ему в глаза, был другим, более плотным, как бы осязаемым лучом. Он выпрямился, стараясь по шевельнуть галечник, обернулся к Головлеву:
— Артемий Иванович, иди-ка сюда. Взгляни на гальку, — ты что-нибудь видишь в ней?
Головлев встал рядом с ним, но и другие захотели посмотреть. Некоторое время продолжалось молчание, прерываемое только нетерпеливыми словами:
— Подвинься!
— Кажись, что-то блестит!
— Лысина твоя блестит!
— Да нет, я вот отсюда вижу блеск… Сергей Николаевич, да разворошите немного кучку!
И никто не решался потрогать эту горстку камешков, словно все, как и Нестеров, боялись, что луч, то и дело возникавший, вдруг исчезнет.
Тогда Сергей осторожно пошевелил гальку ножом, рассыпая ее по сукну, и все сразу увидели нестерпимо ясный блеск камня — алмаз.
Мгновение длилось молчание. Потом вдруг Даша вскочила на ноги — до этого она все заглядывала и с той и с другой стороны и ни разу не увидела луча — и бросилась к палатке. Затем выбежала с ружьем в руках и вдруг — раз-раз! — выстрелила из обоих стволов. Тогда все закричали, кто-то швырнул в небо шапку, кто-то сел на землю, отчаянно хохоча, кто-то бил в ладоши и кричал «ура!». И Нестеров понял: алмаз увидели все. Это был уже не призрак, а настоящий алмаз, не тот мелкий кристалл, какой попадался ему несколько раз, а настоящий драгоценный камень, по крайней мере шестикаратник. И он мог осязать его, взять в руки, поворачивать под солнечным лучом, любоваться им. А ведь это был только случайно задержавшийся на сукне вашгерда кристалл. Что, если в породе есть еще кристаллы?
Эта мысль мелькнула у всех одновременно, потому что все бросились к ящикам, вынимая их с великой тщательностью и осторожностью, боясь уронить хоть крупицу, — ведь эта крупица и могла быть алмазом! Кто-то все время повторял:
— Сергей Николаевич, надо сообщить по радио! Сергей Николаевич, надо гонца послать!
— Потом, потом, — так же лихорадочно отвечал он. — Мы столько раз обольщались надеждой, что надо сначала проверить все, только потом сообщать…
— Правильно, правильно, — возбужденный не менее Нестерова, подтверждал и Головлев.
И вот все вместе стояли они по обе стороны ленты рентгена и смотрели, как текла перед ними лучащаяся порода.
Кто-то отчаянно вскрикнул, увидев чистый голубой луч, вдруг пронзивший темноту. Нестеров остановил ленту и выключил рентген. Головлев откинул полог палатки и открыл целлулоидное оконце над лентой. Стало светло. Все глаза устремились на то место, где только что сверкнул чудесный луч.
Луч остался и при свете. Теперь он был солнечным, хотя солнце и не достигало прохладных недр палатки. Это был такой же чистый кристалл в форме восьмигранника, октаэдра, как и первый, и ничуть не меньше. Чистота его воды вызывала изумление, особенно у тех, кто впервые видел эти таинственные камни, созданные из чистого газа углерода, из того самого углерода, из которого созданы все запасы каменного угля и графита на земле.
Алмаз сняли с ленты. Нестеров и Головлев пошли составлять акт находки. Даша снова пустила ленту, закрыла полог и оконце. В темноте перед ней полз ручеек породы, в которой были и светящиеся разными неяркими лучами минералы, и несветящиеся, темные, но голубого луча больше не было. Впрочем, теперь это не огорчало их. Два кристалла из одного шурфа — да разве они ждали такой удачи? Пусть бы хоть по одному, мелкому, а ведь теперь они могли надеяться, что и следующий шурф даст добычу, ведь они знали, что и он заполнен той же зеленой породой, которая так долго хранила в своей глубине алмазы…
И все-таки они соглашались с Нестеровым, что надо сначала оконтурить месторождение, еще раз проверить его и, только найдя новые сверкающие доказательства своей правоты, сообщить в Красногорск.
Однако Головлев осторожно сказал:
— А намекнуть, Сергей Николаевич, не мешает. Ведь там тоже ждут…
Нестеров подумал и согласился, что намекнуть, пожалуй, следует.
Приемник нагревался медленно. Нестеров и Головлев стояли над ним с текстом приготовленной радиограммы. Когда послышались позывные Красногорска, Нестеров начал работать на ключе:
«Саламатову. Новые шурфы вошли в карстовые воронки, заполненные продуктами разрушения оливиновых пород. Нашли два кристалла. Есть надежда…»
Приемник загудел, потом всхрапнул, как загнанный конь, и лампы его медленно погасли. Они не услышали ни ответа из Красногорска, ни сигнала, что их текст понят и принят, — радио перестало действовать. Головлев вытащил из-под стола батареи питания, заглянул в стеклянную банку, понюхал ее, потом мрачно сказал:
