— Не забывайтесь! — Глаза гостя сверкнули, и он встал. — Я поступаю как патриот и борец против коммунизма.
Эдано тоже поднялся:
— Патриот? Ты мерзавец, а не патриот! Таких, как ты, нужно сажать в сумасшедшие дома, судить как преступников…
Фумидзаки торопливо сунул руку в карман. Эдано рванулся к нему и успел вывернуть занесенную для удара руку… На пол, глухо звякнув, упал кастет. Подтолкнув согнувшегося от боли вербовщика, Ичиро рывком распахнул дверь и дал гостю такого пинка, от которого господин секретарь клуба «Соколов с потухшими сердцами» растянулся в пыли.
Несколько секунд Фумидзаки пролежал неподвижно, потом медленно поднялся и с налитыми кровью глазами двинулся к Эдано. Но тут чья-то тяжелая рука схватила его за плечо и повернула к себе. Сзади вербовщика стояли Харуми и Оданака, чуть подальше Сатоки и Умэсита держали за руки шофера Фумидзаки, который с гаечным ключом хотел броситься на выручку.
— Что за тип? — спросил Харуми.
— «Сокол с потухшим сердцем», предлагал мне наняться к Ли Сын Ману.
— Понятно! — насупился Харуми и, поднеся большой, мосластый кулачище к лицу Фумидзаки, с расстановкой проговорил: — Послушай, ты, сокол, если ты и твои дружки будут приставать к Эдано, мы придем все — а нас тысячи — и разнесем в пух и прах ваше гнездо, а у тебя не только сердце — глаза потухнут. Понял? — спросил он, ещё сильнее сжав плечо Фумидзаки. Тот, кривясь от боли, молча кивнул головой.
Харуми толкнул вербовщика к машине, а Сатоки, не удержавшись, отвесил звонкую оплеуху шоферу.
— На память!
Машина рывком тронулась с места и скрылась за поворотом.
— Нехорошо получилось, внучек, — упрекнул Ичиро дед.
— Э, почтенный, не всегда же и нам молча всё сносить, — успокоил старика Харуми. — Пусть знают, в другой раз близко не подойдут.
Даже спокойный и выдержанный Оданака на этот раз поддержал друзей:
— С такими мерзавцами иначе нельзя, они смелые только с робкими.
— Забудем, — подвел итог Ичиро. — Пошли в дом!
И они больше не вспоминали о «соколе с потухшим сердцем» весь вечер. Только припоздавший Акисада, узнав о случившемся от деда, искренне огорчился:
— Жаль, меня не было. Нового протеза не пожалел бы. Деревяшкой я одного негодяя хорошо обработал.
— Кого? — поинтересовался Ичиро.
— Да так, — уклонился инвалид. — Попался тут один, ты его не знаешь.
Губы Сатоки дрогнули в едва заметной улыбке.
5Полковник Дайн был взбешен — контрразведчик доложил ему, что в профсоюзном комитете, который создали японцы на его базе, оказался коммунист, а другой красный избран советником комитета.
— Кто это? — отрывисто спросил он.
— Эдано и Оданака, сэр!
— Немедленно уволить, и предупредите комитет: если их не исключат, я не буду признавать никакого профсоюза!
— Слушаюсь!
* * *
Эдано был в недоумении, когда часовой отобрал у него пропуск и, повернув за плечо, молча показал ему на дверь канторы. Только войдя и увидав там Оданаку, Эдано начал догадываться, в чем дело. Сержант, подав им конверты с расчетом, спросил:
— Вы что натворили такое, парни?.. Вас уволили.
— Не знаю, господин сержант, — пожал плечами Оданака.
— Гуд бай, парни!
Они решили дождаться обеденного перерыва, чтобы увидеть Сатоки и других членов комитета. Ожидание было томительным, как всегда бывает у человека, внезапно оставшегося без дела, выбитого из привычного ритма. Обоим было понятно, что уволены они по политическим мотивам, так как у них не было замечаний по работе, а Оданака к тому же был старшим у грузчиков. Их догадку подтвердил появившийся у конторы нисей.
— Вы — коммунисты, — довольно высокомерно пояснил он, — и наше командование не может рисковать безопасностью базы. К тому же вы пролезли в руководство профсоюза.
— А где же хваленая американская демократия? — насмешливо спросил Оданака.
— Оставьте свою пропаганду. В Штатах тоже коммунистов не допускают на такие объекты. Понятно?
— Но здесь не Штаты, это японская земля.
Нисей надулся и, показав рукой в сторону ворот базы, отчеканил:
— Эта территория находится под юрисдикцией американских законов, и так в любой стране, где развевается наш звездно-полосатый флаг.
Эдано не сдержался, его бесил этот тщедушный человечек, который стремился всегда показать своё превосходство только потому, что родился за океаном.
— Вы, японец, больший патриот Штатов, чем чистокровные янки.
— Я — американец! — гордо задрал острый подбородок нисей. — Ещё раз повторяю — для коммунистов наша база неподходящее место. Сайонара.
— До свидания, господин янки! — бросил ему велел Эдано.
Нисей остановился, повернулся к ним, но, смерив глазами две крепкие фигуры, видимо, решил, что связываться с ними не стоит.
В обеденный перерыв уволенных окружили взволнованные товарищи. Их возмущение искало какого-то выхода, но все ждали Сатоки, который, как председатель комитета, пошел выяснить причину увольнения двух членов их профсоюза. Возвратился он мрачный и злой, с трудом владея собой:
— Вот негодяи!
— Спокойнее, товарищ Сатоки, — прервал его Оданака, — гнев — плохой советчик, а ты наш председатель.
— Да ведь… — нетерпеливо продолжал Сатоки.
— Знаем, — снова остановил его Оданака, — господин нисей нам уже подробно объяснил причину увольнения. Зря пороть горячку не стоит.
— Хорошо! — уже спокойнее сказал Сатоки. — Сегодня вечером соберем комитет. Я думаю, мы им покажем, что с нами нельзя так обращаться, как обращаются они с неграми в своей Америке.
Грузчики одобрительно загудели.
Заседание комитета было бурным, накопилось много претензий к администрации базы. Грузчики и рабочие приводили факты грубости, унижений, которым подвергались они и их товарищи, требовали оплаты за каждый час сверхурочной работы. Голоса робких потонули в решительном хоре тех, кто говорил, что надо не просить, а требовать и, если требования не будут удовлетворены, бастовать.
По решению комитета на следующий день было общее собрание. Впервые они встретились все вместе. Никто из них раньше не представлял себе, как много их соотечественников работает здесь на оккупантов.
Сатоки доложил о событии, по поводу которого они собрались, зачитал требования, выработанные комитетом, и призвал бастовать, если американцы их отвергнут
Все поддержали комитет, голосовали даже те, кто в душе боялся.
Сразу же после собрания комитетчики отправились на переговоры, которые, однако, не состоялись. Командование базы, через нисея, категорически отвергло все претензии профсоюзных вожаков.