Было уже за полночь. Выйдя из Тюрби, Силас Торонталь свернул с Корнишского шоссе на дорогу, которая ведёт к дикому горному селению Эза, похожему на орлиное гнездо, отважно прилепившееся к скалистой вершине над густым лесом сосен и рожковых деревьев.
На дороге не было ни души. Безумец шёл некоторое время, не замедляя шага и не оборачиваясь, вдруг он свернул налево, на узенькую тропинку, извивающуюся по гребню прибрежных скал, в которых пробит туннель для железнодорожного полотна и шоссейной дороги.
Пескад и Матифу последовали за банкиром.
Пройдя ещё шагов сто, Силас Торонталь остановился на вершине скалы возле отвесного обрыва, у подножия которого плескалось море.
Что задумал Силас Торонталь? Не пришла ли ему мысль о самоубийстве? Не собирался ли он положить конец своему никчёмному существованию, бросившись в эту бездну?
– Тысяча чертей! – воскликнул Пескад. – Мы должны взять его живым!.. Хватай его, Матифу, и держи крепче!
Не успели они сделать и двадцати шагов, как справа от тропинки показался какой-то человек; он, крадучись, пробирался в зарослях мирт и мастиковых деревьев, затем стал ползком подниматься на скалу, на вершине которой стоял Силас Торонталь.
Это был Саркани.
– Тьфу ты пропасть! – пробормотал Пескад. – А ведь он собирается оказать услугу сообщнику и отправить его в лучший мир!.. Хватай одного, Матифу!.. А я справлюсь с другим!
Вдруг Саркани остановился. Он заметил людей и испугался, что его узнают…
У него вырвалось проклятие. Он метнулся направо и исчез в кустарнике.
В тот же миг Матифу схватил Силаса Торонталя, собиравшегося броситься в бездну, и отнёс на дорогу.
– Оставьте меня! Оставьте меня! – вопил банкир.
– Неужели я допущу, чтобы вы оступились, господин Торонталь? – ответил Пескад. – Никогда!
Смышлёный малый поступил правильно, хотя и не подготовился к этому случаю, который невозможно было предвидеть. Правда, Саркани скрылся, но Силас Торонталь был схвачен, и теперь оставалось только отвезти его на остров Антекирту, где пленника встретят со всеми подобающими почестями.
– Берёшься ли ты доставить этого господина по назначению?.. Плата за доставку по прейскуранту! – обратился Пескад к своему другу Матифу.
– Охотно.
Силас Торонталь едва ли сознавал, что происходит, и не оказывал ни малейшего сопротивления. Пескад стал первым спускаться к берегу по довольно крутой тропинке, извивавшейся над пропастью, за ним следовал Матифу, который то тащил волоком, то нёс на спине обессилевшего банкира…
Спуск оказался чрезвычайно трудным, и, если бы не поразительная ловкость Пескада и не исключительная сила его спутника, оба скатились бы под откос и разбились бы насмерть.
Раз двадцать они рисковали жизнью, но всё же добрались до прибрежных скал. Известняковый берег был сплошь изрезан маленькими бухточками, отгороженными от моря высокими утёсами и подводными камнями, набегая на которые, волны окрашивались в цвет крови, так как в этих горных породах содержится значительная примесь железа.
Начинало светать, когда Пескад отыскал в глубине одного из таких заливчиков небольшой грот, образовавшийся в отдалённую эпоху геологических переворотов, и решил оставить там Силаса Торонталя под охраной Матифу.
Провансальский Геркулес перенёс туда банкира, который, по-видимому, ни на что не обращал внимания и был совершенно равнодушен к своей участи.
– Ты побудешь здесь, Матифу? – спросил своего друга Пескад.
– Побуду, сколько потребуется!
– Даже двенадцать часов, если я не вернусь до вечера?
– Даже двенадцать часов.
– И есть не запросишь?
– Ну, если я не позавтракаю, то наверстаю это вечером… и пообедаю за двоих.
– А если не дообедаешь за двоих, то поужинаешь за четверых!
После этого Матифу уселся на скале, не спуская глаз с пленника. А Пескад пустился в путь по направлений в Монако, тщательно исследуя каждую бухточку.
Вернулся Пескад скорее, чем предполагал. Через какие-нибудь два часа он обнаружил "электро", стоявший на якоре в пустынном заливчике, защищённом рифами от морского прибоя. А час спустя быстроходное судно подошло к маленькой бухте, где неподвижно сидел на утёсе Матифу, похожий на мифического Протея, пасущего стада Нептуна.
Вскоре Силас Торонталь и Матифу уже были на борту "электро", который тут же взял курс на Антекирту, не замеченный ни таможенниками, ни местными рыбаками.
А теперь да будет нам позволено бросить беглый взгляд на остров Антекирту и на его обитателей.
Силас Торонталь и Карпена были во власти доктора, и он ждал лишь сведений о Саркани, чтобы вновь пуститься по его следам. Все усилия агентов доктора, которым было поручено разыскать убежище госпожи Батори, оказались тщетными, но поиски всё же продолжались. С тех пор как его мать исчезла вместе со старым Бориком – своей единственной опорой, глубокое отчаяние овладело Петером Батори. И даже доктору не удавалось успокоить его, ведь сердце юноши таило две неизлечимых раны. Когда Петер говорил с ним о матери, разве не думали они оба о Саве Торонталь, имя которой никогда не упоминалось?
В Артенаке, маленькой столице Антекирты, Мария Феррато занимала хорошенький домик вблизи Ратуши. В благодарность за прошлое доктор постарался как можно лучше обставить её жизнь. Луиджи расставался с сестрой, лишь когда уходил в море или был занят какой-нибудь другой работой в колонии. Не проходило дня, чтобы брат и сестра не навестили доктора или чтобы он сам не зашёл к ним. Чем ближе узнавал доктор детей рыбака из Ровиня, тем сильнее привязывался к ним.
– Как были бы мы счастливы, – часто повторяла Мария, – если бы Петер разделял нашу радость.
– Он будет счастлив лишь в тот день, когда найдёт свою мать! – отвечал Луиджи. – Но я не теряю надежды, Мария! Ведь у доктора такие огромные возможности! Рано или поздно мы обнаружим убежище госпожи Батори, узнаем, куда Борик увёз её из Рагузы!
– Я тоже надеюсь на это, Луиджи! Но утешится ли Петер, когда найдёт свою мать?
– Нет, Мария, не утешится, ведь Сава Торонталь никогда не будет его женой!
– Видишь ли, Луиджи, – говорила Мария, – то, что невозможно для человека, возможно для бога!
Когда Петер сказал Луиджи, что будет для него братом, он ещё не знал Марии Феррато, не думал, что обретёт в ней нежную и преданную сестру! Но, оценив редкие качества её души, Петер не колеблясь поведал девушке своё горе. Он находил успокоение, беседуя с ней. То, что Петер не хотел, не решался сказать доктору, он открывал Марии. У неё было любящее, чуткое и сострадательное сердце, способное дать утешение, и душа, исполненная веры в бога, а потому не ведающая отчаяния. Когда Петеру бывало особенно тяжело, когда он чувствовал потребность излить перед кем-нибудь свою скорбь, он бежал к Марии, и ей не раз удавалось вернуть юноше веру в будущее!
