В школе было много породистых чистокровных собак, но ни длинношерстные шотландки-колли, ни рыжеватые здоровяки эрдель-террьеры, ни выносливые, неприхотливые лайки, ни большие и свирепые кавказские и среднеазиатские овчарки не прельщали Фёдора. Он выходил и вырастил своего Джека, обучил его всему, что может постичь собака, и полюбил.
После окончания школы Стойбеду назначили на пограничную заставу № 3. Он никогда раньше не видел дуба в два с половиной обхвата, а здесь привелось увидеть. О виноградных лозах он знал лишь понаслышке, а тут длинные виноградные плети обвивались вокруг стволов клёнов и лип.
Фёдор с детства привык к сосновым и берёзовым лесам, к ровным полям родной Горьковской области, а здесь кругом высоченные холмы — сопки, глубокие овраги — пади, бурные речки и ручьи, текущие по заболоченным низинам.
Всё поражало его в Уссурийском крае: и лес, такой густой, что ни проехать, ни пройти, и пятнистые олени, звонко трубящие во время любовной поры и насмерть бьющиеся между собой из-за самки.
Фёдор с любопытством слушал рассказы о кабанах-секачах весом в двадцать пудов, вступающих в схватку с тигром, о хищных лесных котах, кусающихся китайских черепахах, о красавцах фазанах, медведях, грабящих ульи диких пчёл, и о редкостном, чудодейственном корне — жень-шене, похожем на фигуру человека.
Во всех этих падях и дебрях по берегам бурных ручьёв, в соседстве с кабанами, барсами и гималайскими медведями, ему предстояло отныне ходить по ночам с Джеком...
В первый же день службы Стойбеды на заставе начальник её Усанов огласил перед строем список боевого расчёта.
Называя очередную фамилию, он поднимал от бумаги серые глаза и, улыбаясь, оглядывал пограничника. Фёдор ощутил ободряющую силу его улыбки и порадовался тому, что попал именно на эту заставу.
Утром Усанов показывал новичкам — вместе с Фёдором приехали ещё семь человек — участок заставы. «Той тропой звери на водопой ходят». «С этого места лучше всего просматривается маньчжурская сторона». «Отсюда граница идёт по реке, у воды берег подмыт, — посмотрите, как там удобно спрятаться». «Видите с обеих сторон кусты? Эти кусты на сопредельной стороне, значит в них всегда возможна засада». «Тут трудно преследовать нарушителя, но легко, забывшись, самому перескочить через линию границы».
Стойбеда со вниманием слушал объяснения и указания Усанова, стараясь удержать всё в голове. Но к полудню он решил, что и в год не запомнит всех троп и тропинок. А начальник ходил по участку, будто в своем саду: кажется, завяжи ему глаза — всё равно найдёт любое деревцо.
«Будьте бдительны, стойки, внимательны, терпеливы, осторожны, решительны, предприимчивы». Усанов так часто употреблял эти слова, что Фёдору стало казаться, будто всю свою жизнь до этого дня он был рассеян, беспечен и нерешителен.
Судебный процесс длился пятый день, и, несмотря на это, зал был переполнен.
Среди публики находились представители иностранных консульств, за столом прессы — корреспонденты советских и заграничных газет, фоторепортёры.
Слушалось дело агентов харбинской антисоветской организации, созданной несколько лет назад неким Родзаевским из разгромленных Красной Армией белогвардейских шаек барона Унгерна и атамана Семёнова. В шайку Родзаевского входили отъявленные бандиты, люди без роду и племени, готовые служить любому хозяину, лишь бы им хорошо платили.
На скамье подсудимых сидели пять человек из этой банды: два японца, один немец и два русских белогвардейца. Все они были пойманы с поличным при попытке перейти советскую границу.
Главный обвиняемый, грузный мужчина лет за пятьдесят, бывший сотенный атамана Семёнова, держался самонадеянно. Он щурил маленькие глаза и, отрицательно отвечая на вопросы судьи и прокурора, поглядывал на иностранных дипломатов, явно ища у них сочувствия.
По его словам, он никогда не интересовался данными о строительстве советских оборонительных сооружений и не собирался взрывать названные судьёй и прокурором мосты и электростанции; он якобы не получал никаких денег от иностранных разведок — всё это недоразумение, не больше. Верно, он и его знакомые попали в руки советских властей, но советские солдаты сами нарушили границу, захватили их силой на маньчжурской территории и, угрожая оружием, привели на пограничную заставу.
Японцы сидели, прикрыв лица ладонями, и не отвечали ни на один вопрос. А второй белогвардеец и немец тоже отпирались, пытаясь запутать дело.
Пятый день начался с допроса свидетелей.
Комендант пригласил в зал совсем молоденького с виду пограничника.
Публика не ожидала увидеть среди свидетелей военнослужащего и с любопытством разглядывала его. Интересно, что скажет этот простодушный с виду боец в зелёной фуражке.
Подсудимые восприняли появление свидетеля по-разному: японцы на мгновение подняли головы, немец стал нервно покусывать губу, белогвардеец испуганно смотрел на пограничника, а главарь банды шумно вздохнул и вытер клетчатым платком лысый жёлтый череп.
Председатель суда задал свидетелю полагающиеся в таких случаях вопросы о его фамилии, профессии и т. д., а затем спросил, что свидетель может сказать по существу дела.
Стойбеда — это был он, — смущённый большим количеством публики, оправил гимнастёрку, посмотрел на председателя, на прокурора, членов суда и остановил взгляд на главном обвиняемом. Тот положил руки на живот и, прищурившись, усмехнулся.
«Смеёшься!» — зло подумал Фёдор и повернулся к судье.
— Разрешите доложить?
— Да, да, пожалуйста!
Фёдор снова посмотрел на подсудимых и, не торопясь, начал говорить:
— Двадцать первого августа сего, тысяча девятьсот тридцать шестого года, в восемнадцать часов, начальник заставы лейтенант Усанов направил нас на охрану участка государственной границы от пограничного знака триста пятнадцать вверх по течению реки Синюхи до Мокрой пади. Все было нормально. Мы подошли...
— Кто «мы», гражданин свидетель? — перебил председатель.
— Мы — это я и моя собака Джек. Председатель улыбнулся. Засмеялись и в зале.
— Мы подошли с Джеком к Безымянному ручью, переждали малость. Дальше тронулись по берегу заливчика, а берег — подмытый, с обрывом. Я, на всякий случай, несколько раз останавливался. Лягу на край и гляжу: нет ли там кого? И вижу: в одном месте в кустах под обрывом, у самой воды, лодка спрятана. «Откуда,— думаю, — она взялась? Не должно тут быть лодки». А Джек сразу заволновался.
— Гражданин свидетель, — опять перебил председатель суда. — Вы не можете показать на карте это место?
