показалась медвежья морда… До этого Джеймс видел медведей если только в зоопарке, и то сквозь стекло и с беззаботным вкусом мороженного за щекой.
Зверь по началу не показался ему крупным, сантиметров 70 в холке, как большая овчарка. Пока он не встал угрожающе на задние лапы…
«Наверное, так выглядела первобытная смерть», — лишь успел подумать «Девятый».
Дальше все развивалось стремительно. Джеймс, чтобы выиграть доли секунды, бросил в зверя топор. Неуклюже. Потому что в левой руке он прижимал пищащего щенка. Топор как-то нестрашно достиг цели и попал медведю в морду, слегка рассадив бровь. Пока топор летел, Джеймс в три прыжка добежал до угла дома, завернул и бросился в дверь, в надежде успеть укрыться за засовом. Влетев в дом, он швырнул пса в дальний угол, собака перевернулась несколько раз в воздухе, потом на полу, не вставая на лапы заползла, проскальзывая, под кровать.
«Девятый» обернулся к двери и понял, что уже поздно — медведь стоял на пороге, разверзая свою огромную пасть. Слюни стекали с клыков, глаза маленькие и красные, шерсть на загривке дыбом. Джеймс выставил руку. Зверь посчитал это актом нападения, он резко приблизился и ударил мужчину лапой, раздирая когтями плечо. «Девятый» отлетел в угол, задев увесистый стол, на котором лежал недоразобранный рюкзак. Все его содержимое разлетелось по полу. Медведь, почуяв себя полновесным хозяином ситуации, начал расхаживать по комнате, не нападая, оттягивая сладкий момент победы. Под его лапами хрустел немудрёный скарб. Вдруг он отдёрнул заднюю ногу и завертелся. В подошве блеснули стеклянные осколки ампул. Они не давали ему ходить, причиняя боль. Пока только боль. Зверь силился избавиться от ломких заноз, а тем временем препарат попал в крови и начал заползать вязким туманов во все уголки медвежьего тела. Сначала безвольно опустились лапы, сохатый сел на зад и не понимал, отчего это спячка наваливается на него так внезапно. Потом открылась пасть, слюни бесконтрольно начали капать на пол. Он задышал прерывисто, закрыл кровавые глаза, чуть пошатался и рухнул в объятия Морфея. Джеймс, ведомый какой-то панической агрессивностью, подхватил вывалившийся из рюкзака тесак и с каким-то детским писком начал наотмашь рубить зверю шею. Медведь невнятно рычал, пытался подняться, но все тщетно — лекарство любит свою работу и делает ее всегда добросовестно. Когда тесак рассек трахею, вырвался уже известный Джеймсу писк. Никакой разницы между зайцем и медведем не оказалось — последний выдох у всех одинаков…
***
Кровь липкой стылой лужей залила половицы, мухи кружили (они всегда любят поживиться тёпленьким) … «Девятый» как-то очень спокойно осмотрел поверженного врага. Шерсть была клочковатая и засаленная. Там, где она пропиталась кровью, появился какой-то графитовый блеск. Пасть безвольно открыта в полу-рыке полу-зевке, зубы, белые и смертоносные, торчали неровным частоколом, одно веко не сомкнуто — красная радужка и закатившийся зрачок. На брови свежая рана от топора, в прорехе плоти видна кость. Линия шеи переломлена, голова неестественно упала на грудь и чуть завалилась на бок. Кровь уже не пульсировала из аорты — сердце молчало.
И кругом запах смерти и насилия. Торопиться убирать было уже бессмысленно, уже не отмыть, уже пропиталось. Джеймс бросил тесак и, оперившись на руки, попытался встать. Боль пронзила плечо. Он обхватил его инстинктивно ладонью. Сквозь пальцы просочилась кровь, на это раз его собственная.
Пользуясь избытком адреналина, который частично купировал боль, «Девятый» смыл кровь, в остатках разгромленной аптечки нашёл йод, и, не задумываясь, плеснул на рану. Это нельзя было назвать болью, это было больше похоже на огненный шпиль, который пронзил все его тело, выдавливая наружу внутренности.
Ни звериный крик, ни судороги конечностей, со стороны похожие на нелепые танцы, ничего ни на йоту не облегчало этого холодного пламени. Благо, он приготовил нитку с иголкой заранее… Выпучив глаза и как бы разделившись на две сущности, он осознанной рукой всадил иглу в бессознательную руку. При таком зашкале ощущений, проход иглы сквозь плоть осознавался, скорее, тактильными ощущениями, нежели болевыми. Хруст кожи, скрежет нитки по мясу… Ему было важно сделать хотя бы 2–3 стёжка, прежде чем потерять сознание. Уже на границе осознанности он стянул концы нити и успел сделать узел… Боль победила, мозг решил сдаться и отключиться, чтобы не перегореть окончательно…
Сколько он пролежал? Неизвестно. Видимо, он периодически приходил в себя, точнее шёл к себе, но не доходил окончательно. Разбросанные вещи говорили о том, что он пытался встать, глупо цепляясь за них.
Голова гудела, рука ныла, но в целом состояние было удовлетворительным.
В доме царил хаос. Мухи кружили торнадо. И чересчур наглая ворона довольно нехотя скачками спрыгнула с туши медведя и вальяжно выпорхнула наружу.
Джеймс выполз на крыльцо. Было утро или вечер. На серой траве мерцали первые кристаллы инея…
***
Несколько следующих дней «Девятый» посвятил приведению в порядок своего маленького заброшенного мирка. Кровь въелась в дерево так, что оттереть не было возможности. Пришлось прибегнуть к помощи рубанка, но и он справился с задачей лишь отчасти. Тушу медведя Джеймс, следуя советам всезнающей книги, разделал как сумел. Выбрал лучшие куски, тонко их нарезал и развесил, как грязное белье, сушится на холодном ветру, что как сторожевой пес, бежал впереди приближающейся зимы. Остатки он выбросил в реку, чтобы не привлекать на запах мертвечины падальщиков или мстителей. Шкуру скорняжил тоже по инструкции, выходило не очень. И он решил ее тоже выкинуть в воду. Зрелище было сюрреалистичным. Будто медведь летит по медленному жидкому небу меж дубовых да осиновых листов.
Запаса спасительных ампул осталось буквально пригоршня. А про природные альтернативы, про какие-нибудь мухоморы в талмуде ничего не говорилось. Джеймс решил постепенно снижать дозу, чтобы к моменту последней капли хоть как-то быть в теме медикаментозного голода.
Солнце стало лениться и с каждым разом сокращало свой рабочий день. На смену чёрным переливчатым мухам пришли белые и сверкающие. Они медленно вспархивали на землю, чуть слышно звеня, сталкиваясь друг с другом. Как лилипутские бокалы с шампанским. Дзынь-дзынь….
Собака весело бегала по первому снегу, пытаясь поймать своей горячей пастью эти радужные кристаллики. Но каждый раз они успевали растаять от ее дыхания, и превращались в банальный фрагментарный дождь…
Сокращение лекарственной дозы имело свои последствия. Тот образ руки из облаков стал появляться все чаще и чаще, как бы просачиваясь в щели безумия.
Джеймс понимал, что этот сверкающий перст рано или поздно коснётся его. И как любой приговорённый втайне уже торопит свою казнь, так и он устало и обречённо ждал этой встречи.
Тем временем зима полностью
