что мы пришли.
Если раньше мы пробирались по подземным залам и пещерам, пусть даже огромным, никогда бы не подумал, что под землёй такое возможно, но я при этом точно понимал, где нахожусь, то сейчас мы с разбега попали в место без пространства и времени. Во всяком случае, ощущение было такое.
Стен я не видел и не чувствовал, гор над головой тоже, они как будто исчезли и перестали давить на меня, ушли из восприятия, осталось лишь ещё одно окно к огненному сердцу мира под ногами, да раскалённый добела, светящийся тем самым злым, жёстким бело-синим светом огромный клубок магии над ним, а больше ничего во всём мире не было. И размеры этого беснующегося шара я тоже поймать не мог, то ли метров пять в диаметре, то ли все пятьдесят, чёрт его разберёт. Такое бывает иногда, когда смотришь на однородную поверхность и не понимаешь, где она, собственно, начинается, и пробуешь проверить рукой. Но здесь я бы поостерёгся совать руки куда ни попадя, даже несмотря на моё нынешнее состояние.
Тем временем глаза мои совершенно самостоятельно мигнули раз, другой, подстраиваясь под режущий свет и теперь я смог различить детали, которые проступали на поверхности и в глубине этого шара всё яснее и отчётливей, приобретая форму и смысл.
К счастью, открывшаяся нам картина была довольно ожидаемой, там просто невероятно красивые в своём гневе саламандры взяли в огненный круг очень паршиво выглядящую в своей злобе мерзкую личность, чёрную до самого дна её души, и других цветов там не было, только белый да чёрный, без полутонов. И это, кстати, было хорошо, потому что будь всё наоборот, я бы ещё подсознательно прикинул, кому в этой ситуации помогать. А так это существо, ещё недавно носившее имя Даэрон, было очень похоже на ту тварь, что сидела в каюте Арчи и пыталась меня, как самого к магии чувствительного, заломать в ту, очень мне памятную, ночь.
Раскрыв, наверное, в удивлении рот, я неосторожно приблизился к этому шару, чтобы получше всё рассмотреть, хотя шагов, вроде бы, не делал. Я переводил ошалелый взгляд с держащих защитный круг магических существ на Даэрона в его центре, рассматривая всё очень внимательно, как деревенский дурачок, и совершенно не стеснялся этого. Не тот случай, как говорится, и стесняться тут нечего, тут любой ошалеет.
Но вот висевшая над моей головой саламандра явственно смутилась непонятно чему, судорожно поправила задравшееся на бёдрах платье и, хоть она и действовала очень быстро, внимательно следивший за нами Даэрон своего не упустил. Он одним движением, со всей своей дури, рванулся в чуть приоткрывшийся участок обороны и попытался его прорвать, но я, вспомнив волейбольную юность, подпрыгнул и мощным молодецким ударом, как на подаче мяча, тут же отправил его обратно, и вновь раздавшийся безудержный вой был мне наградой.
И всё бы хорошо, но вот Арчи за моей спиной это очень не понравилось, он был с самого начала намерен поговорить, исправить ситуацию, спасти своего друга, если получится, так что пришлось мне, тактично отведя глаза от зависшей надо мной саламандры и покраснев не хуже неё, отступить назад.
— Спасибо, — едва слышно выдохнул тот и выступил вперёд, а я предпочел не замечать злой иронии, сквозившей в его голосе. — А я-то всё думаю, как разговор начать? А ты и без меня справился, молодец! По морде его, правильно, чего тянуть!
Расставив руки, попытавшись успокоить метавшуюся внутри огненного шара, как внутри детской погремушки, истошно вопящую чернь, он подступил поближе, заслонив собой меня от греха подальше. Медленным, спокойным голосом, каким говорят бывалые, опытные стюардессы с проблемными пассажирами, он начал разговаривать с тем, что раньше было Даэроном, и у него получилось!
Не сразу, конечно, по моим ощущениям, полчаса прошло, не меньше, но получилось. Арчи не обращался к нему напрямую, он просто вспоминал и рассказывал неведомо кому самые лучшие моменты из его с Даэроном детства, и там было что послушать, потому что ему было что вспомнить, хорошая у них была дружба. Я не сразу разобрался, к чему Арчи всё это ведёт, слушая про их совместные подвиги, но потом сумел разобраться в той красной нити, что тянул мой друг сквозь весь этот рассказ.
А основная мысль была проста и понятна, так что дошло даже до того существа, что было раньше Даэроном, и заключалась она в том, что они друг друга всегда выручали, невзирая на последствия. Раньше-то всегда в основном Даэрон спасал друга от гнева бабушки, как более умный и сдержанный, но вот пришла пора и Арчи придти ему на помощь.
— Да! — каркающий и одновременно шипящий крик показал мне, что существо сумело тоже что-то такое сообразить. — Да!! Да!!!
Вот только саламандры были настроены довольно прохладно, если можно так выразиться, к его устремлениям, и я их понимал, тут я был целиком на их стороне. Нечего такому в мире делать, и совсем непонятно, на что надеется Арчи. Я не против, пусть попробует, пусть исчерпает все возможности но, по-моему, дело глухо. Не стоит питать иллюзий, и в конце концов, наверное, я всё же попрошу его уйти.
Друг подошёл поближе к кругу из саламандр, вытянул вперёд левую руку и опёрся на его поверхность, как на оконное стекло, пригласив ту тварь, что была раньше Даэроном, сделать то же самое. Но идиллической картины, как в вагонном окне при прощании двух пьяных друзей, у них не вышло. Не вышло прежде всего потому что не было злу покоя внутри огненного шара, и вело оно себя как капля воды на раскалённом утюге, металось и шипело оно от боли и злобы, стоило ему чуть выйти из центра, чуть приблизиться к краю. Да и мой бывший браслет добавил свои пять копеек в общее дело, змейка вдруг напружинилась и зашипела на то, что раньше было Даэроном, её синие глаза неотрывно начали следить за ним, и не было в них доверия.
Но Арчи не оставлял своих попыток наладить контакт, он лишь легонько шлёпнул змейку по голове, заставив спрятаться себе под рубашку, и вновь что-то там забубнил такое, общее только для него и для Даэрона. Когда надо, мой друг бывает невероятно терпелив и наблюдателен, так что затянется это, скорее всего, надолго, хоть и нет здесь ощущения времени.
Я переглянулся с подошедшей ко мне Летой, пожал неопределённо плечами, мол, сама всё видишь, и приготовился ждать.
— Почему же вы его не