Старик насторожился, прислушиваясь к разговору, вытянул шею.
– Да, пришел вот, – сказал он. – У меня к Никите Евсеичу дело большое. Я его по всей России искал, а он в Сибири очутился… Поговорить с ним хотел, да, вишь, как…
Аронов со Степаном переглянулись.
– Я, Степа, думал-думал без тебя, и какая мне мысль пришла в голову? – вдруг заговорил Аронов. – Не там мы его ищем. Он либо в скит подался, к кержакам, либо…
– Что? – напрягся Степан.
– Ты заметил, Степа, как он на Толстого походил? Да и эти народные библиотеки…
– Я уже думал, – бросил Степан. – Что толку…
– О чем это вы говорите? – перебил его старик. – Что-то я никак не пойму.
– О Никите Евсеиче, мил человек, – пояснил Аронов. – О нем все… Так вот, понимаешь, Степа, все это можно объяснить его болезнью. Он подражал Толстому – здесь вся суть. Уход из дома…
– Что, и Толстой был болен? – спросил Степан, срывая крышку с кипящего чайника.
– Я так не сказал! – хранитель развел руками. – Другое дело – подражание, навязчивые идеи…
– Выходит, что Никита живой?! – вскочил старик. – Скажите толком – где Никита?!
– Никита Евсеич ушел из дома и не вернулся, – терпеливо объяснил Аронов.
– Что же вы его хороните? – возмутился старик. – Чего вы тут собрались и лясы точите, как бабы? Искать надо!
– Искали уже, – вздохнул Степан. – Милиция до сих пор ищет. Был бы жив – нашли…
И тут вспомнил Степан, с чем связано имя Илья, Илю-ха! «Ты – предатель! – ударил в уши голос отца. – Ты ведь страшнее Илюхи! Его хоть мучили, а ты…»
Это тот самый Илья, что помогал подвиливать отца на дыбу!
Степан вздрогнул, отпрянул от старика.
– Плохо искали! – кричал старик, – Да вы Никиту Евсеича не знаете! Он просто так, тихонько, не помрет! Он помирать станет – всем чертям тошно будет!.. Экие вы, сидят, живого человека отпевают!
Степан справился с волнением, стиснул зубы. Отец несколько раз, когда бывал в тяжелом настроении, рассказывал ему о Северьяновой обители. И имя это называл – Илья, и жалел почему-то его, клялся разыскать его или хотя бы узнать о его судьбе.
– Никиту Евсеича мы знаем, – сказал Аронов. – Вы нас не удивили. Это вы его не знаете, потому и горячитесь…
– Я? Я не знаю? – отчего-то взъярился старик, и Степану показалось, что он сейчас бросится в драку. – Да я его с двадцать второго знаю! Я его на дыбу вешал! И тогда еще узнал, что за человек Никита Евсеич! Эх вы…
– Ага, так это ты – Илюха? – протянул Аронов. – Ну как же, знаем, знаем… Вот оно что!
– Я и есть, – подтвердил старик.
– Теперь что, в грехах каяться пришел? – напирал хранитель.
– Не твое дело! – отрубил старик. – Это мы с Никитой сами…
– Ну а ты, мучитель, знаешь, что Гудошников книги свои поджигал? Сам? Своими руками? – в упор спросил Аронов.
Старик заслонился рукой, дернулся.
– Неужто?..
– А какого дьявола кричишь здесь? – раздраженно бросил Аронов. – Не знаешь, так молчи.
Потехин нашарил руками стенку, сполз по ней на пол выбелив себе спину, сжался.
– Искать надо по станциям, – сказал Аронов. – Наверняка сидит где-нибудь и прячется. Я согласен, он так просто не умрет, ему надо с шумом, с громом…
Степан сжал голову руками, молчал, закусив губу.
– В хрйста-мать… – выругался старик. – Это как же пытали Никиту, если он сам книги запалил?..
Утром следующего дня к дому Гудошниковых подъехал автобус, похожий на катафалк, только без стола в кузове, Человек шесть студентов внесли со двора ящики и под руководством Аронова стали упаковывать книги. В доме поднялась суета, стучали молотки, кружила книжная пыль.
Гудошников-сын, сцепив руки на груди, задумчиво бродил по комнатам, трогал вещи, книги – молчал.
– Ты не беспокойся, – увещевал его Аронов. – Мы сами справимся, ребята все сделают…
Старик Потехин сидел в углу кабинета Никиты Евсеича и отчего-то сильно потел, часто вытирая лысую голову простреленной ладонью.
К обеду все было кончено. Упакованные книги и бумаги лежали в автобусе, готовые к переезду на новое место жительства. Степан безучастно сидел в своей комнате и вспоминал.
Как-то однажды, когда отцу совсем было худо – шалили нервы, Степан укорил его, что тот сильно и понапрасну волнуется, а в его бы годы следовало спокойнее относиться к жизни, мудрее, что ли. И что это за отрава – книги. Почему, где бы они ни появились, вокруг них начинается брожение, разгораются страсти. Казалось бы, наоборот, где древние книги – там покой, тишина, умиротворение. Они, книги, должны нести мудрость, одухотворять человека. «Это по-твоему, – отмахнулся тогда отец. – Не от книг страсти разгораются. От слова, что в них написано. Слово рождает мысль. А мысль – борение… Это не нами придумано, это диалектика… Тихо и покойно бывает только в келейке у творца, в писцовой избе. А как вышло от него слово да пошло гулять в народ, тут и разгораются страсти…»
– Ну что, поехали? – предложил Аронов, заглядывая в комнату Степана. – Нужно оформить документы о передаче собрания… Работы еще много…
«Ведь без собрания своего, без этих материалов, я для них ничего не значу, – вспомнил Степан слова отца. – Они же меня в порошок сотрут, растопчут. А так – пусть попробуют. И они примут, примут мои предложения! Так что эти книги – заложники мои…»
– Я понимаю: тебе, Степа, тяжело, – говорил Аронов. – Но это твой гражданский долг. Ты поступил правильно… А что еще делать в этом положении? Завещание… – он вздохнул. – Не передавать же их детскому дому, правда?
– Что? – вскочил Степан. – Что вы сказали про завещание? Детскому дому? Какому дому? Вы что, знаете… – Нет-нет, успокойся, – улыбнулся Аронов. – Ничего я не знаю! Я так сказал…
– Бросьте! – не поверил Степан. – Заикнулись – говорите! Вы знаете, что написано в завещании? Передать детскому дому?
– Да боже упаси! – замахал руками Аронов. – Откуда мне знать? Завещание запечатано, лежит у нотариуса… Надо ехать, Степа, собирайся.
– Я никуда не поеду, – отрезал Степан. – Делайте без меня…
– Хорошо, – поспешно согласился Аронов, – Я потом акт привезу, подписать…
«Все правильно, – думал Степан, когда хранитель уехал. – В любом случае книги принадлежат государству. Завещание – не завещание… Все равно передавать мне…»
– Распорядился, значит? – неожиданно спросил старик Потехин. – Что ж, ладно. Я пойду искать Никиту Евсеича. Найду, поди. Куда он денется?..
Пока выносили ящики с книгами – дом выстыл, пар изо рта, зябко, холодно. Степан кутался в край одеяла и думал. Кажется, он задремал либо забылся так, что не слышал, как ушел старик Потехин, и в доме совсем стало пусто. Нужно было встать, стряхнуть с себя сон, затопить печь или пойти на работу. Там люди, там скорее можно забыть все…
