— И у того и у другого есть свои конкретные опознавательные признаки. Дешифратор в них разберется.
— Это очень сложно, — задумчиво ответила Юля.
— А до луны лететь было проще?
— В некотором смысле проще.
— Я понимаю, о чем вы говорите. Но если об этом не думать уже сегодня, и завтра эта задача будет казаться почти невыполнимой.
— А вот ваши конкретные замечания по «Сове» мне очень понравились, — несколько изменила направление разговора Юля. — Вы проницательны.
— А по-моему, они видны даже слепому. Вы сказали, что «Сова» — новое слово. С точки зрения технического решения. Увеличив многократно чувствительность прибора, вы намного увеличили дальность его действия, да и обзор тоже. Но при этом уже сейчас почти полностью исчерпали все возможности положенного в его основу принципа! — горячо продолжал Кольцов. — Вы не выжмите из прожектора больше ни одного люма. Уж это точно. Значит, конец наращиванию и разрешающей способности «Совы». А за счет чего же тогда собираетесь пробить туман? Или махнете на него рукой? Дескать, ребята в танках сидят молодые, глазастые, разглядят, что надо, и без прибора…
— Ну зачем уж вы так? — мягко проговорила Юля. — Да и принцип наш тоже хороните рано. Мы как раз над прожектором трудимся. Кое-что в запасе у нас еще есть…
— Тешите себя надеждами! — усмехнулся Кольцов. — А зря. Говорю вам это как физик. Мои доводы обоснованы расчетами. В тетрадке они есть все.
— Вы хотите, чтобы я их показала в КБ? — спросила Юля.
— Это уж ваше дело. Я вам говорю о них.
— Тогда я покажу, — глядя в темноту, решила Юля. — Представляю, какую это вызовет бурю. Вы разрешите мне взять вашу тетрадку с собой?
— Пожалуйста, — согласился Кольцов. — Мне она не нужна. Я почти все помню наизусть.
Юля невольно подумала, что в КБ вот так бескорыстно делиться своими мыслями наверняка не стал бы никто. И уж, конечно, никогда так не поступил бы Игорь. Он даже ей, жене, старался не выдавать свои мысли. А если как руководитель работы и ставил ее в известность относительно своих намерений или каких-нибудь конструкторских находок, то не иначе как в присутствии кого-либо из руководителей бюро. В начале их совместной жизни Юле казалось это странным, даже обижало. Потом она поняла, что в его духовной жизни для нее кое-что является запретным. И вдруг она встретилась с такой откровенностью, с такой необычайной для ее представлений о людях щедростью!..
На балкон вышла Лиза — жена Борисова.
— Что же вы нас бросили? — обиженно спросила она.
Юля с укором взглянула на Кольцова.
— Простите. Заговорились. Да мне, наверное, вообще уже пора домой, — сказала она и, взяв Лизу под руку, пошла с балкона. — А у вас мне очень понравилось…
В Москву Ачкасов и Юля прибыли утром. Генерала на вокзале ожидала машина. Ачкасов усадил в машину Юлю, коротко сказал водителю:
— В министерство.
— А мня в КБ, — попросила Юля.
— А что уж вам так спешить? Отдохнули бы…
— Ждут…
— В таком случае передайте отцу, что я тоже сегодня буду. Удивительно упорно не дается нам эта система. Чувствую, что идем правильно. И ходим где-то около. Вот-вот… а результатов пока нет.
— Вы уже смотрели записи Кольцова? — спросила Юля.
— Командира роты, испытателя?
— Да.
— С очень большим интересом. И если не возражаете, еще немного задержу их у себя. Он, бесспорно, мыслящий человек.
На широкой набережной генерал вылез из машины.
Юля назвала водителю адрес и удобно откинулась на спинку сиденья. Она надеялась появиться в лаборатории раньше всех. Но уже в холле третьего этажа встретила своих коллег майоров-инженеров Остапа Зарубу и Олега Окунева. Рослый, не по годам тучный, рыжеволосый, с маленькими синими, как васильки, глазами на круглом веснушчатом лице, Заруба казался неповоротливым и грубым рядом с худощавым, проворным Окуневым. Зарубу нельзя было назвать талантливым. Звезд с неба он не хватал. Но это не мешало ему занимать среди других сотрудников лаборатории особое положение. Во всяком случае, у руководства он был на особом счету, ибо обладал большой усидчивостью и упорством. В противоположность ему Окунев был человеком одаренным. С фантазией. Но совершенно не способным доводить начатое дело до конца.
Увидев Юлю, офицеры направились ей навстречу.
— Похоже, прямо с поезда? — пробасил Заруба.
Юля пожала им руки.
— Угадал. Здравствуйте, друзья.
Они прошли в лабораторию.
— Молодец. Тебя ждут тут как манну небесную, — похвалил Юлю Заруба. — Рассказывай, как съездила?
— А ты знаешь, — развела руками Юля, — я вернулась, можно сказать, ни с чем.
— Как! Это что-то новенькое в нашей практике, — не поверил Окунев. — Ты действительно не шутишь?
— Честное слово! — поклялась Юля. — Кое-что, конечно, есть. Но многое не в нашу пользу.
— Ты хочешь сказать, что мы срезались? — допытывался Окунев.
— Во всяком случае, того эффекта, которого мы ожидали от усовершенствования конструкции, не получилось.
— Так! — не удержавшись, воскликнул Окунев, и глаза у него загорелись недобрым огоньком. — Я же предупреждал…
— А что там опять? Что не вытанцовывается? — явно недовольно спросил Заруба.
— По-прежнему нет точных показаний дальномера. По-прежнему мешает работе туман… — начала перечислять Юля.
— Конечно! Да вы хоть пять раз ее модернизируйте, он будет мешать! — запальчиво воскликнул Окунев. — Не захотели тогда прислушаться к моему предложению! Вот и результат!
— Подожди, не тарахти! — остановил его Заруба. — Что значит нет показаний дальномера? Мы же установили в приборе шкалу расстояний. А что показывают контрольные замеры?
— Их-то я и не привезла, — призналась Юля.
— Как же так?
— Очень просто. Танкисты сломали на последнем заезде измеритель, и вся работа пошла насмарку, — объяснила Юля.
— Да тебя тут сырую без соли съедят! И первый — твой муж. Чтоб меня украли! — в сердцах выпалил Заруба.
О муже Юля уже подумала и — в который раз! — представила себе, как у Игоря вздернутся плечи, на лице появится выражение недоумения, а возможно, и удивления, он произнесет свое излюбленное «Не понимаю!», а потом разразится потоком тирад по поводу «совершенно очевидной безответственности испытателей», — и глаза ее невольно сощурились. Она взглянула на Зарубу и очень сдержанно проговорила:
— Конечно, это все нелепо, но что я могла поделать?
— Ты, наверное, ничего, — согласился Заруба. — А Ачкасов? А Бочкарев? Да они душу могли из них вытряхнуть!
