— Я не привезла замеров, отец…
— Не понимаю, — поднял глаза на Юлю Кулешов.
— Во время испытаний был сломан прибор и уничтожена лента с записью. Мне удалось привезти лишь записи командира роты.
Кулешов медленно поднялся из-за стола и так же медленно подошел к Юле. Теперь он уже совсем не был похож на воробья. Лицо его, казалось, окаменело. Юля рассказала ему все, что произошло на танкодроме. Кулешов слушал молча. Но когда Юля снова упомянула о записях Кольцова, Александр Петрович взорвался.
— Нюни вы там распустили, милая! — расхаживая по кабинету, сердито крикнул он. — При чем тут его записи? Кому они нужны? Что он, этот твой капитан, понимает?
— Он в прямом смысле побывал с нашим прибором в огне, — попыталась заступиться за Кольцова Юля.
Но Кулешов и слышать ничего не хотел.
— А кто просил его туда лезть? — гремел его бас.
Юля промолчала.
— А завтра он в воду сорвется. Скажет, что и под водой «Сова» ничего не видит. А ты все будешь слушать? Да где это видано: три года ученый коллектив бьется над важнейшей научной проблемой, воплощает ее в конце концов в жизнь, а командир роты одним махом, видите ли, решает, что это никуда не годиться! Да ты бы лучше спросила его: а вы, любезный товарищ капитан, все ручки у прибора как надо крутите, разобрались вы в нем?
— Ну, это ты напрасно. Он образованный человек. И замечания его очень серьезны, — решительно заговорила Юля.
— Да с простой газовой зажигалкой еще полмира обращаться не научились. А ты хочешь, чтобы за день, за два вошли в контакт со сложнейшим прибором. Навыки для этого нужны. На-вы-ки! А их вырабатывать надо.
— Он представил обоснования, — упрямо возразила Юля.
— А я их в вычислительную машину не заложу, — категорически отрезал Кулешов. — Мне лента нужна. Показатели. Цифры. За-ме-ры! Да ты просто не имела права уезжать оттуда без контрольных показаний! Черт с ним, с прибором! Мы через два дня выслали бы тебе новый измеритель.
— Не я принимала решение. Бочкарев дал такую команду, — объяснила Юля.
— Тоже блеснул сообразительностью! Надо было сюда позвонить, а тебе дать другую работу. Что за нужда раскатывать взад-вперед? Ведь не за свой счет, — не мог успокоиться Кулешов. — Ну как, на основании каких данных прикажешь мне вести дальнейшую доработку? Что необходимо менять в схеме? Какие усиливать узлы? Одним словом, голубушка, собирайся-ка снова в командировку! Как новый измеритель подготовят, так и отправляйся. И сиди там до тех пор, пока все не выяснишь до конца. Представляю, как всему этому обрадуется Игорь…
Вечером Александр Петрович повез Юлю к себе, в высотный дом на Котельнической набережной. Кулешовы занимали просторную трехкомнатную квартиру. До замужества Юля тоже жила здесь. Потом переселилась на Ленинский проспект. Но квартиру на Котельнической продолжала считать своей родной и любила ее. Там, где теперь в квартире размещался кабинет отца, когда-то была ее комната, очень светлая, солнечная, с балконом и чудесным видом на город. Когда Юля приезжала к родителям, она непременно выходила на балкон и подолгу смотрела на снующие внизу машины, на блестящую ленту Москвы-реки, на маленьких пешеходов.
Тяжелую дубовую дверь квартиры Александр Петрович открыл своим ключом. Но уже в передней их встретила мать Юли, Маргарита Андреевна, женщина еще не старая, одетая всегда подчеркнуто аккуратно, с большим вкусом. Когда-то Маргарита Андреевна была очень привлекательна, а по мнению некоторых, даже красива. Ее большие глаза, унаследованные Юлей, и теперь еще излучали тепло. Она была стройна, хотя уже и потеряла былую легкость движений. Дочь Маргарита Андреевна любила самозабвенно и всегда была рада ее появлению в своем доме. И сейчас встретила Юлю так, будто она вернулась по меньшей мере из кругосветного путешествия и отсутствовала бог знает как долго.
— Наконец-то! Наконец-то! — облегченно вздохнула Маргарита Андреевна, целуя дочь, и тотчас же обратилась к мужу: — Честное слово, Александр, я ничего не понимаю! Неужели у тебя больше некого посылать в командировки?
— Представь себе, некого, — буркнул в ответ Кулешов и, повесив на оленьи рога фуражку, добавил: — Представь себе, что у меня каждый занят своим делом.
— Но ведь она же все-таки не солдат. А ты ее третий раз за лето отправляешь с какими-то заданиями! — заметила Маргарита Андреевна.
— И в четвертый поедет! — решительно заявил Кулешов. — И вообще, это была от начала до конца ваша затея определить ее на работу в КБ. Вот теперь и расхлебывайте.
— Перестаньте ссориться! — засмеялась Юля. — Я с удовольствием езжу и буду ездить.
— Тем более, — подвел итог этому разговору Кулешов. — Ужинать мы будем?
— Конечно. А разве Игорь не заедет?
— Он звонил. Задерживается на производстве. Ждать его не будем, — успокоила мать Юля.
Маргарита Андреевна никогда не готовила сама. Раньше, когда Юля была еще маленькой, а Маргарита Андреевна целыми днями и вечерами была занята в театре, кухней целиком и полностью заведовала Юлина бабушка. Потом, когда бабушки не стало, в доме появилась прислуга. Долгое время она жила у Кулешовых постоянно, а когда Маргарита Андреевна оставила сцену, стала лишь приходить готовить. Собирала же на стол Маргарита Андреевна всегда сама.
Александр Петрович сразу же прошел к себе в кабинет. А Юля включила телевизор и устроилась в большом мягком кресле в углу столовой, под картинами Шишкина и Клевера. С тех пор, как она помнила эту столовую, в ней почти ничего не менялось. Как и рабочий кабинет Кулешова в КБ, она была уставлена старинной мебелью, но только не красного дерева, а из карельской березы. От нее в столовой всегда было светло, да и сама столовая казалась гораздо просторней, чем была на самом деле. Мебель была изящна и невысока и едва достигала половины высоты стен. Подбиралась она так специально. Ибо выше кресел, горок, стола, столика и серванта размещалась великолепная коллекция картин мастеров русской школы конца прошлого — начала нынешнего века. Картины Александр Петрович начал собирать еще до войны. Но тогда коллекцию составляли лишь несколько полотен, перешедших к нему по наследству от тетки. Наиболее ценными из них были картины Корзухина, Перова и небольшой этюд Айвазовского. По чистой случайности примерно столько же произведений живописи оказалось у его будущей жены, молодой ленинградской балерины. Когда они поженились, совместная коллекция Кулешовых уже выглядела внушительно и сразу же стала незаурядным частным собранием картин. Тогда-то Александр Петрович и начал серьезно заниматься пополнением своей коллекции. И стены не только столовой, но и бывшей комнаты Юли и спальни Кулешовых мягко засветились тусклым блеском золоченых рам. Кулешовы собирали живопись, как говорится, для души. Но со временем это стало их страстью. Когда Юля уехала из высотного здания, на новом месте ей больше всего недоставало картин. Она выросла среди них. На них воспитался ее вкус. Благодаря им она познала смысл подлинного искусства. Пополняя свою коллекцию, Кулешовы не просто собирали работы известных мастеров кисти, не просто приобретали очередной шедевр живописи. Они непременно заботились о том, чтобы новая картина соответствовала тому настроению, которое уже было создано другими произведениями. Так, в столовой преобладали мягкие тона Левитана, Поленова, Коровина. В кабинете Александра Петровича господствовали Айвазовский, Судковский…