Выпили за русских, за тех, кто не сломался на чужбине, кто нашел в себе силы устоять. Разговор перешел на политику. Константин Павлович, как всегда увлекся, принялся рассказывать о многочисленных политических течениях в среде русских эмигрантов в Шанхае и Китае. Больше всего он говорил о русском фашистском движении, на него Луговой возлагал свои надежды. По его мнению, это ядро, тот центр, вокруг которого в недалеком будущем должна сплотиться разбросанная по всему миру русская эмиграция.
Александр быстро утратил интерес к беседе, так как политика и судьбы русской эмиграции его давно не волновали. "Устраивайся в жизни сам и, если сможешь, будь счастлив", — подумал он. Так что энтузиазм и жар, с которым собеседник вел свои речи, пропали втуне. Молодой человек поддался вновь нахлынувшей тоске и лишь внешне, только из вежливости, выказывал интерес к словам Константина Павловича. А проклятая ревность все терзала сердце и напрягала мозг бесполезным поиском выхода из сложившейся ситуации.
Чтобы хоть как-то бороться с нахлынувшей меланхолией, в надежде на кратковременное облегчение Саша легко, рюмку за рюмкой глотал холодную водку. Лекарство оказалось излишне действенным и к десерту его окончательно развезло. Антиквар, сокрушенно качая головой — "виноват, не уследил", отвел молодого человека в туалетную комнату. Холодная вода заструилась на коротко остриженный затылок…
* * *
Залитый во время процедуры отрезвления кафель, на котором Сашины ноги скользили, словно на льду. Забрызганное водой зеркало и сухие полотенца из рук предупредительного служителя… Наконец в голове Саши прояснилось.
— Что-то мне не по себе, — неуверенно сказал он. — Поеду-ка я в гостиницу.
— Да, да, — поддержал Константин Павлович. — Вам надо отдохнуть. Езжайте и проспитесь. Завтра я позвоню вам.
Луговой провел молодого человека на стоянку такси. Посадил в машину и, назвав адрес, вернулся к десерту с чувством исполненного долга. В авто Сашу укачало и сильно мутило, а с лица водителя всю дорогу не сходило напряженное выражение. Наконец, клиент расплатился, покинул "форд" и нетвердой походкой направился к дверям, которые предупредительно раскрыл швейцар. Сунув монетку в обтянутую перчаткой ладонь, Александр прошел к стойке и взял в reception ключ от номера.
Неожиданно на лестнице накатило воспоминание-картинка о том, как поднимался сегодня утром вместе с Натальей. Наваждение было настолько сильным, что молодой человек застыл и, с минуту покачивая головой, стоял, глядя под ноги на синюю ковровую дорожку. Впереди его ожидал номер, прочно связанный с Рыжей-бесстыжей. Кровать, на которой они еще недавно лежали, ее халат в ванной комнате, аромат духов и папиросок… Александр скрипнул зубами от одиночества и жалости к самому себе.
— Какого черта, — сказал он громко. — Так дальше не пойдет…
Он вернулся к швейцару. Старый прощелыга сразу понял в чем дело и, перейдя с клиентом на доверительный шепоток, сообщил:
— Господин, если захотите, я все устрою, через четверть часа у вас будут отличные девочки.
Александр сунул ему пятерку и расположился в глубоком кресле в холле. Над головой вентилятор с мягким гудением разгонял густой воздух, а в затуманенном сознании мелькали злорадные мысли о том, что на Наташке "свет клином не сошелся".
Из трех китаянок, появившихся благодаря посредничеству швейцара, Саша выбрал молоденькую, остриженную под мальчика брюнетку в синем цветастом ципао (33). Мило улыбаясь и односложно отвечая на вопросы, девушка выпила с ним в баре виски с содовой. Глядя на ее крупную, подчеркнутую натянутым шелком грудь, Александр сильного желания не ощущал, но решил, что разнообразие ему не помешает.
Поднялись в номер. Пока проститутка раздевалась, Саша принял душ. В дверь осторожно поскреблись.
— Входи, — сказал молодой человек, подставляя лицо под струйки горячей воды.
— Мне к вам? — спросила девушка, указывая пальчиком на ванную.
— Залазь, — он окатил голую китаянку водой из душа. — Поплаваем.
Закрываясь с деланным испугом и громко хихикая, девушка забралась в большую ванну, надежно стоявшую чугунными лапами на кафельных плитках. Маленькие руки обхватили Сашу и скользнули вниз. Большие груди прижались к мокрой спине.
— Подожди, — молодой человек повернул переключатель, пустив из бронзового крана гулкую струю горячей воды в ванну. — Сейчас, сейчас, — он неловко развернулся.
Наклонившись, поцеловал в напомаженные губы. Помял пальцами упругие груди, покусал коричневые соски.
— Давай, вниз, — он слегка надавил на плечи девушки.
Проститутка опустилась на коленки. Ее губы коснулись Сашиного живота, защекотали поцелуями кожу. У Саши слегка задрожали колени и поползло вверх напряжение куда-то к затылку. Он положил ладони на черные, блестящие от воды, волосы китаянки…
Вылазить из горячей воды не хотелось, оставаться одному не хотелось. Ки, как звали проститутку, по его просьбе сходила за бутылкой виски и сэндвичами. Потом, опустив в воду полные ножки, она сидела на бортике ванной, пьяно улыбаясь, со стаканчиком в руке. Саша чокался с ней и пил, забывая закусывать. Целовал в смешные складки на животике, потом шумно, с брызгами стащил в воду. Прижал к себе и стал рассказывать прямо в розовое ушко, не обращая внимания на то, что говорит на русском:
— Время утратило свое плавное течение…
Кабул, 1928 год
Время окончательно утратило свое плавное течение для Юсуфа и "брата его матери". События в политической жизни королевства продолжали стремительно развиваться. Работавшие, не покладая рук, "дядя" с "племянником" чувствовали, что в любое мгновение в стране может произойти взрыв. Им же, как опытным саперам, предстояло сделать так, чтобы взрывная волна ударила в нужном направлении.
Прибыл купленный в СССР аэроплан, а вместе с ним двое летчиков: пилот Валерий Филимонов и бортмеханик Серега с далеко не воздушной фамилией — Черепаха. Пока в ангаре Кабульского аэродрома шла сборка доставленного "Р-1", Юсуф потратил несколько часов драгоценного времени на новых служащих. Оба летчика в одинаковых драповых пальто и кепках, не до конца отошедшие после тяжелых караванных путей, выглядели разочарованными. Заграничная командировка в таинственное восточное королевство обернулась для русских пейзажами азиатской нищеты и отсталости. А этого добра они успели насмотреться в Туркестане (34). Да и Кабул в глазах приезжих коренных петербуржцев никак не выглядел столицей из "Тысяча и одной ночи": дворцы, даже королевские, удручали своей невзрачностью, не говоря уже об остальной архитектуре. Кроме того, Филимонов и Черепаха знаниями иностранных языков и мусульманских обычаев не отличались. Юсуф с трудом втолковывал в белобрысые головы, что ситуация в стране критическая, иностранцев и большевиков не терпят: можно выйти на прогулку и не вернуться. Пилот с бортмехаником недоверчиво щурились, скалили прокуренные зубы и ссылались на московский инструктаж и советские газеты, где писали, что "афганцы — братский народ".
