Во втором туре в игру вступили восемь человек, все собравшиеся. И то, на что так рассчитывали Серые братья, без долгого ожидания произошло.
– Десять гиней, – сообщил Дюк о поддерживаемой ставке, – и пять сверху.
– Пятнадцать гиней, – заявил сидящий после него Жирондон, – и пять сверху.
– Двадцать гиней, – поддержал ставку следующий игрок.
И сидящий за ним по ходу часовой стрелки Ричард так же мирно поставил двадцать золотых кругляшков. Но, явно для всех поколебавшись, добавил одну гинею. И, как бы мельком взглянув на Дюка, ощутил внутри сладкий холодок: Дюк глаза полуприкрыл, но кожа лица его сделалась отчётливо розовой.
– Пас, – сказал увидевший то же Сонливец. – Боюсь, что у кого- то сегодня сильная карта.
«Я тебя убью!» – мысленно откликнулся на это неявное предостережение Дюк. Ему очень хотелось затянуть игроков на максимально высокие ставки, поскольку карта у него была сказочной: четыре туза с джокером. «Небитый покер». И сообщил:
– Уравниваю до двадцати одной… И пять сверху.
– Пас, – сказал ещё один игрок.
А когда ставки перевалили за сотню, в игре остались только Дюк, Ричард и Жирондон.
Было событие. Сильная, разом пришедшая к трём игрокам карта обусловила покеру жгучий накал и огненный, осязаемый даже телесно азарт.
– Тысяча! – обронил Жирондон рубежное слово.
И, склоняясь над сундучком, достал и сложил в столбик пять десятков тускло-жёлтеньких золотых гиней. Потом таких столбиков поставил в линию ровно двадцать. И всё это подвинул к середине стола.
– Ты говорил, что место удачное? – задумчиво ответил Ричард. – И, как бы решившись, заявил:
– Даю тысячу – и одну сверху.
«Молодец, новичок!» – возликовал Дюк и, осторожничая ещё, отозвался как эхом:
– Тысячу ещё… и одну сверху.
Он отлично понимал, что все деньги, какие бы ни поставили сегодня соперники, охрана унесёт в его карету. Небитый покер!!
– Кто-то из вас блефует, – хрипло выговорил Жирондон и посмотрел на Дюка и Ричарда наливающимися кровью глазами.
«Только бы не забыл то, что так долго обсуждали в "Девяти звёздах"! – сжался внутренне Ричард. – Не заигрался бы, компаньон!»
А Жирондон зло сказал:
– Пять тысяч, и одну сверху!
И целых пять минут все присутствующие ждали, пока он выстраивал на столе золотой куб. Вот, он выстроил, и взгляды всех перетекли к новичку. И разом все глубоко вздохнули. Ричард, демонстрируя решимость не покидать игру, полез в свой сундучок. Он выложил на столе шпалеру из четырёх тысяч гиней. Потом обратился к соперникам:
– Джентльмены. Могу ли я предложить вам в качестве ставки вот это?
И он положил на шпалеру два невиданной величины алых рубина.
Дюк привстал, взял тремя пальцами камни. Осмотрел.
– Да, вещь редкостная. Приму за тысячу гиней.
И передал камни Жирондону.
– Рубины хороши, нет спору, – жадно покатал он камни в ладони. – Но тысячу… Вряд ли. За восемьсот взял бы.
– Но ведь это грабёж! – выставил на него изумлённый взгляд Ричард. – Они стоят по тысяче каждый, и это самое малое!
– Здесь не ювелирная лавка, – деланно равнодушно ответил Дюк, – а покер.
– Джентльмены! – громко сказал Ричард, обращаясь ко всем. – Вы видите, что уважаемый Дюк согласился принять камни в качестве ставки. Но, поскольку мы не сходимся в цене, позвольте предложить их на аукцион.
– Мне – интересно, – быстро сказал Сонливец.
– Но позвольте! – громко заявил Дюк. – Сказавшие «пас» не могут принимать участие в покере!
– А мы и не принимаем, – мирно ответил Сонливец, пуская рубины по торопливым рукам. – Мы покупаем у мистера Ричарда камни, которые вы, уважаемый Дюк, принять в качестве ставки сог-ла-си-лись.
И быстрый аукцион принёс Ричарду ровно три тысячи гиней. Он добавил из них тысячу к шпалере, а две, дрожа руками, ссыпал подле себя справа.
– Уравниваю, – заявил Дюк. И, жадно глянув на оставшуюся у Ричарда горку, сказал: – И две тысячи сверху.
И сложил на столе плотный золотой куб.
– Пас, – с напряжением сказал Жирондон. И взглянул на Ричарда: «Он не уравнял ставку. Так что моя поддержка тебе без надобности».
«Вот и всё, – устало откинулся на спинку стула Ричард. – Даже участия Жирондона не понадобилось».
– Две тысячи сверху? – медленно проговорил он.
Дюк напряжённо кивнул.
– Что ж вы, мой дорогой, не закрыли игру? – едва ворочая задеревеневшим от волнения языком, спросил его Ричард. – Две тысячи? Сверху? Но тем самым вы даёте мне право также увеличить ставку.
– Охотно прошу, – ответил Дюк.
И вдруг похолодел, толкнув ногой оба свои сундука и почувствовав, как легко они качнулись на ножках.
А Ричард, в гробовой тишине, откинул крышку и стал выкладывать на стол гинеи – сотню за сотней.
– Две тысячи уравниваю, – сказал он, кивнув на так соблазнившую Дюка горку, – и четыре тысячи пятьсот шесть сверху.
И с пистолетным выстрелом захлопнул крышку пустого сундука.
– Ск… сколько? – прошептал Дюк.
– Вы хорошо видите и хорошо слышите, мистер Дюк. Четыре тысячи пятьсот шесть гиней. Будьте любезны.
Дюк, уже хорошо зная, что он там найдёт, заглянул в почти пустое дубовое чрево. «Сто… Двести… Триста… Тысяча с чем-то! Но не может быть, чтобы у этого новичка оставались ещё четыре тысячи гиней! Такой сундук не поднять! Ах, да… Он взял золото у игроков… Проклятые его рубины… Не поосторожничал!! Не подумал!!»
И, стараясь выглядеть невзволнованно, негромко сказал:
– Уравнять… Не могу.
– И? – требовательно возвысил голос Ричард.
– Пас, – дрогнув-таки, выдавил Дюк.
– Дюк просадил одиннадцать тысяч! – сказал кто-то, не скрывая своего потрясения. – Невероятно!
– Держу пари – оба вы блефовали, – шумно вздохнув, бросил Жирондон на стол надорванные карты.
– Каре, – кто-то озвучил вслух очевидное.
И взгляды переместились на Дюка. Он, забирая ничтожный, маленький и спорный триумф, выложил пред собой четыре туза с джокером. Ни возгласа не последовало. Только прерывистое дыхание. Но игорный зал взорвался криками, – без преувеличения, несдерживаемыми криками, когда Ричард открыл вздорную, ничтожную пару двоек.
– А я думал – это я магистр блефа!! – надсаживая голос, орал Сонливец. – Ну Ричард, ну новичок!!
Оглушительная новость выметнулась за стены «Дневной свечи» и полетела по Англии, и вскоре её получили все охотники за черепами, без исключения все. И то, на что так надеялись Серые братья, произошло. Никто из обречённых не был удивлён, когда получил запечатанное личной печатью Дюка письмо:
