НЕЧАЙ СОМНЕВАЕТСЯ
Над лесами плыли весенние туманы. С вечера они забирались в овраги, в лесные чащобы, коротали там звездные, ясные ночи. По утрам разливались голубым призрачным потоком по перелескам и полянам, затопляли деревья, сливались с водами рек и речушек. Деревья стояли по пояс в белом молоке.
Зори горели в полнеба — спокойные, яркие. Далеко за полночь не умолкали соловьи. Старые люди говорили, что в мае Весна празднует свою свадьбу с Солнцем, и все живое на земле радуется этому, славит жизнь.
Но утренние туманы еще пахли порохом и дымом пожарищ. С бандитами воевал весь народ. Кряжистые, мрачноватые дядьки в овечьих полушубках брали в руки винтовки и железной петлей облав душили бандитов. Дядьки отлично умели стрелять, и мало кто из лесовиков уходил от пули. Медлительные мужики без устали гоняли банды, по сигналу тревоги перекрывали бандеровские стежки. Хлопцы и девчата создавали истребительные отряды. Молодежь тянулась к комсомолу. Но пока еще туманы пахли порохом…
Марии полюбились прогулки по окрестностям села. К вечеру она почти ежедневно отправлялась к околице. Из окон хат и дворов смотрели десятки глаз. «Сумуе учительша, — переговаривались через плетни соседки и сочувственно вздыхали. — Да и как ей, молоденькой, в нашей глуши не грустить?»
Мария первой здоровалась со встречными. Так принято на селе. Когда с нею заговаривали, вспыхивала ярким румянцем. «Скромница», — отмечали с одобрением кумушки.
Деревенская улица заканчивалась «садыбами» — окраинной частью села, где хаты, сломав чинный строй, рассыпались в красочном беспорядке на холме. У его подножья — став[9] с земляной гаткой — плотиной, сложенной еще при панах. На гребле полуразрушенная водяная мельница. Лопасти колес выломаны, доски покрылись скользким ярко-зеленым мхом, с потолков причудливо свешивалась паутина, припорошенная мучной пылью.
Сельчанам хорошо было видно, как учительница неторопливо проходила греблей, садилась на балки старенького шлюза и читала, кутаясь в платок. Иногда Мария спускалась книзу, где струился ручеек, питавшийся водой из-под неплотно прикрытых шлюзовых щитов. Ручеек петлял по травянистой луговине и исчезал в лесу. Мария садилась на почерневший пень, опускала босые ноги в прозрачную воду. К ее прогулкам сельчане привыкли. И если вначале посматривали в сторону мельницы, то потом перестали обращать внимание на фигурку девушки.
Ивану Нечаю (он теперь переселился в Зеленый Гай) регулярные прогулки учительницы к старой мельнице внушали неясные опасения. Почему — он и сам не мог себе сказать. Просто казалось непонятным, что молодая девушка так любит одиночество. Иван поделился сомнениями с Надийкой.
— Странная какая-то эта Мария Григорьевна.
— Почему?
— От людей прячется…
— Да нет, просто не подружилась еще ни с кем — вот и скучает, — рассудительно возразила Надийка и ехидно добавила: — А то, может, развеселишь? Дивчина приметная…
— Ну тебя! — рассердился Нечай. — Я серьезно, а ты…
Надийка поиграла глазами, весело рассмеялась.
— Нет, не нравятся мне ее прогулки, — опять принялся за свое Нечай. — Новый она, неизвестный нам человек…
— Ой, вечно ты всех подозреваешь, Иван! Ты помнишь, какую лекцию про комсомол она читала?
— Что лекция… Бывает, слова с делами расходятся. Мандат человеку в жизнь его делами удостоверяется.
На следующий вечер Нечай пробрался на лесную опушку, откуда мельница как на ладони. Прислонился к грабу, терпеливо наблюдал, как появилась Мария, устроилась на пне, раскрыла книжку.
Минуты тянулись медленно. Иван уже начал поругивать себя за излишнюю подозрительность, когда учительница, отложив книжку в сторону, внимательно осмотрелась и пошла к мельнице. Иван насторожился. Марии не было несколько минут. «Что она там делает? — недоумевал Иван. — В мельнице ходить опасно, того гляди старая балка сорвется». Учительница возвратилась, взялась за книжку. А дальше Иван не поверил своим глазам: девушка вырвала из книги страницу, тщательно порвала листок, а клочки выбросила в ручей…
«Вырвала страницу? — торопливо размышлял Нечай. — Зачем? Почему по шматочку пустила в воду, будто боится, чтобы другие не прочитали?.. Стоп! А если это была не страница, просто лист бумаги? Письмо, записка…» Вывод напрашивался сам собой. Нет, неспроста ходит учительница на прогулки: в старой мельнице — «контактный пункт»! Удобное место: село недалеко и лес рядом. Заброшенное место — ветхое все, полуобвалившееся…
Унес ручеек разорванный «грепс» — шифровку. От кого — ясно. Ясно-то ясно, только могло это все ведь и почудиться. А если действительно ходит учительница к мельнице книжки читать? Мало ли у кого какие странности… Нечай засомневался. Может быть, и вправду ему все мерещится? Еще недавно он действовал бы быстро и решительно: обыск, арест своею властью — в районе разберутся. Но сейчас почему-то не выходили из памяти слова Марии: «Вы готовы весь мир подозревать»… А вдруг?!.
В ............... райотдел Министерства государственной безопасности.
Днями бойцами комсомольского истребительного отряда села Зеленый Гай была задержана на кладбище в момент провокации учительница местной школы Шевчук М. Г. Провокация заключалась в том, что вот уже на протяжении почти месяца в полночь на кладбище раздаются женские вопли, которые темные элементы используют для антисоветской пропаганды. Шевчук М. Г. находилась в тени часовни, и хотя она отрицает свою причастность, кроме нее, этого сделать было некому. Вызывает подозрение и то, что учительница ведет уединенный образ жизни, часто ходит по хуторам и окрестным селам, что является удобным для сбора сведений. М. Г. Шевчук в наших местах человек новый и требует, на мой взгляд, тщательной проверки.
Инструктор райкома ЛКСМ Украины И. Нечай».Что же случилось настолько серьезное, чтобы Иван написал заявление?
С некоторых пор в Зеленом Гае стали твориться странные вещи. По селу поползли слухи, будто мертвые, которых страшит нынешняя безбожная жизнь, ровно в полночь встают из могил и плачут от жалости к людям.
— Сама чула, — захлебываясь от обилия впечатлений, рассказывала баба Кылына. — Иду я от кумы мимо кладбища, ничь темная, а воно як заплаче, як заплаче, та так жалобно, что я и сама б заплакала, тилькы злякалась дуже…
Баба Кылына, хроменькая, быстрая, истово крестилась, надвигала на глаза черный платок. Гнала она самогон, и загулявший селюк всегда мог раздобыть у нее отменного первака. Слушали ее с любопытством, но без особого доверия: может, у кумы «причастилась», вот и попутала нечистая сила. Крепко любила выпить баба Кылына…
