В следующую субботу я встретил прекрасную еврейку на променаде. Мы оказались достаточно близко друг от друга, и я смог подойти к ней как бы ненароком, тем более что она выжидательно смотрела на меня.
— Что-то господина больше не видно? Приезжайте ко мне завтракать, иначе я верну вам лошадь, — сказала она. Я обещал утром быть у неё.
Естественно, я сдержал слово. Завтрак прошёл почти наедине, поскольку сидевшая с нами её тётка оставалась только ради приличия. Встав от стола, мы решили прогуляться верхом, и она переоделась при мне, хотя тётка не выходила из комнаты. Поскольку кожаные панталоны были надеты заранее, она лишь сбросила юбки, сняла корсет и надела куртку. При этом я смог увидеть чудную грудь, но сохранял, впрочем, безразличный вид.
Однако плутовка хорошо знала цену моего равнодушия и попросила поправить ей жабо, так что рука моя, словно на раскалённых угольях, не смогла удержаться в границах скромности. Когда мы садились на лошадей, явился отец.
— Если желаете купить фаэтон с лошадьми, — сказал он, — я могу сбавить двадцать цехинов.
— После прогулки ваша дочь сможет приказать мне всё, что пожелает.
Мы выехали шагам, и Лия рассказала, будто имела неосторожность похвастаться отцу, что может заставить меня купить фаэтон, и если я не хочу поссорить их, должен согласиться.
— Вы можете подарить его мне только после того, как убедитесь в моей любви, — добавила она.
— Любезная Лия, от вас одной зависит моё повиновение. И вы знаете, на каком условии.
— Обещаю ездить с вами на прогулки, куда вы пожелаете, никуда, впрочем, не заходя. Но мне кажется, для вас это совсем неинтересно. Ваше желание недолговечно, это просто каприз.
— Чтобы убедить вас в обратном, я куплю фаэтон и поставлю его в каретное заведение. Но если в течение восьми дней вы не осчастливите меня, я всё продам.
— Приезжайте завтра.
— Непременно буду. Но я хочу ещё сегодня получить залог вашей благосклонности.
— Сегодня это совершенно невозможно.
— Я поднимусь вместе с вами и, раздеваясь, вы сможете многим осчастливить меня.
Мы вернулись, и к своему изумлению я услышал, как она сразу же объявила отцу, что фаэтон теперь принадлежит мне, и осталось только запрячь лошадей. Наверх мы поднялись втроём, и Лия уверенным голосом сказала мне:
— Давайте деньги.
— У меня нет при себе, но я напишу расписку.
— Вот бумага.
Не колеблясь, я написал банкиру Запатте, чтобы он выплатил предъявителю триста восемьдесят цехинов. Еврей сразу же отправился за ними, и мы остались наедине.
— Друг мой, доверившись мне, вы заслужили моё сердце.
— Раздевайтесь же скорее.
— Нет, моя тётка дома, дверь не запирается, и она может войти, но я обещаю, что завтра вы будете довольны мною. Всё-таки я должна переодеться. Идите в другую комнату.
Я быстро нашёл в двери небольшую щель между створками и, забравшись на табурет, прильнул к ней. Прямо перед собой я увидел, как Лия раздевается, сидя на канапе. Она сняла рубашку и полотенцем обтёрла сначала груди, а потом ноги, настала очередь панталон, и она осталась голой, как ладонь. В эту минуту одно из её колец вроде бы случайно упало и закатилось под канапе. Чтобы дотянуться, она вынуждена была стать на колени и наклониться. Потом продолжила обтирание, так что ни одна даже самая малая часть её прелестного тела не осталась тайной для моего алчного взора. Она, конечно, прекрасно знала, что я оказался свидетелем всего ритуала и какую бурю возбудило это в моём столь легко воспламеняющемся организме. Наконец, когда туалет был окончен, и она впустила меня, я обнял её и сказал:
— Я всё видел.
Она изобразила недоверие, но, не обращая на это внимания, я хотел тут же воспользоваться своими законными правами, но вошёл проклятый Моиз. Обладая даром зрения, он не мог не видеть, в какое состояние привела меня его дочь, однако же подошёл ко мне с изъявлениями благодарности и, протянув расписку в получении денег, сказал:
— Мой дом в полном вашем распоряжении.
Я простился с ним и ушёл рассерженный. У меня росло раздражение против Лии, и я решил не видеть её более. Сладострастные её позы произвели на меня слишком сильное действие, но гнев — смертельный противник любви.
В святой четверг с самого раннего утра ко мне явились Моиз и Лия. Я не ожидал этого визита, но принял их самым любезным образом. Во время святой недели евреи не смеют показываться на туринских улицах, и я предложил им провести три дня в моём доме. Старый мошенник навязывал мне довольно красивое кольцо, и я, сообразив, что на сей раз уговорить их будет не очень трудно, сказал, что приму это кольцо не иначе, как из рук самой Лии.
Услышав мой ответ, Моиз улыбнулся, рассчитывая, видимо, что она получит его в виде подарка. Однако я уже поклялся себе не исполнять их ожидания. Отдав должное отменному обеду и ужину, гости отправились в отведённую им прекрасную комнату с двумя кроватями. Я мог бы поместить их в разных местах, чтобы Лия ночевала рядом с моей спальней, и имел бы тогда возможность нанести ей ночной визит. Но я уже слишком много истратил на неё, и меня устраивал только один исход — чтобы она сама пришла ко мне.
На следующее утро Моиз, сославшись на дела в городе, попросил у меня экипаж на весь день и сказал? что к вечеру вернётся забрать свою дочь. Я велел заложить лошадей и, когда он уже собирался уезжать, купил за шестьсот цехинов кольцо. Как только отец уехал, я завладел дочерью. В течение всего дня я пользовался её несравненным телом всеми законными и незаконными способами, и она проявляла не только послушание, но и готовность удовлетворить любые мои желания. Вечером отец нашёл её немного усталой, однако он был доволен мной. Лия надеялась получить кольцо, но я только сказал, что оставляю за собой удовольствие самому привезти подарок к ней домой.
А в пасхальный понедельник мне принесли вызов в полицию.
Это приглашение, не предвещавшее ничего хорошего, сильно удивило и огорчило меня. Не имея возможности уклониться, я велел подать экипаж и отправился в присутственное место викария, директора полиции. Он принял меня, сидя за громадным столом, окружённый стоящими людьми, числом не менее двадцати. Это был мужчина лет шестидесяти, непередаваемо безобразный: огромный нос, наполовину изъеденный язвой, который закрывала чёрная шёлковая повязка, толстые губы и удивительно маленькие кошачьи глазки с густыми, почти совсем седыми бровями. Сей омерзительный тип без промедления обратился ко мне:
— Вы кавалер де Сенгальт?
— Да, это моё имя, и я хотел бы знать, что вам угодно.
— Я призвал вас, чтобы сообщить о приказе покинуть город не позднее чем через три дня.
