Генерала они, впрочем, дождались относительно скоро. Часа через два он появился один, без свиты и в совершенно мрачном настроении. Осмотрев тяжёлым взглядом вытянувшихся перед ним офицеров, он перевёл взгляд на пол.
Я так понимаю, – произнёс он, – вдоволь налюбовавшись, на грязные носки своих, обычно сверкающих туфель, – что у вас то проблем особых не возникло. Клиент доставлен в целости… и сохранности?
– Так точно, – отрапортовал Илья, – помещён в палату № 28.
Пасько угрюмо кивнул: – Я и не сомневался. Он пожевал губами и добавил: – А вот у меня не так всё гладко, как у некоторых. Воистину, не один хороший поступок не останется безнаказанным. Ладно, к чёрту всё! Знаете молодцы, неподалёку маленькую кафешку один армянин открыл. Поедем поедим, голодные небось. Шашлык там неплох. И коньяк у него там, м-м-м, язык проглотишь.
* * *
Ближе к ночи, когда предварительный интенсивный осмотр Стрельцова и необходимые анализы были сделаны, они вчетвером встретились в подвальном помещении, некогда переоборудованном в некую помесь больничной палаты и тюремной камеры. Весь облепленный датчиками Сергей сидел совершенно спокойно, лишь слегка щуря глаза от яркого света ламп.
– Сергей Юрьевич, – начал первым генерал, – вы вполне себя осознаёте? Способны отвечать на наши вопросы?
– Вы кто? – индиферентно прошептал в ответ Стрельцов.
– Я генерал внутренних войск, Пасько Борис Евсеевич, а эти молодые люди мои ближайшие помощники. Если у вас есть к нам какие-либо вопросы или просьбы, не стесняйтесь, мы будем рады вам помочь.
Выражение лица больного несколько изменилось и он, насколько это было возможно из-за стягивающих его грудь ремней, подался вперёд.
– Вопросов у меня просто масса, товарищ генерал. Только я очень сомневаюсь, что вы на них захотите отвечать.
– Не сомневайтесь, старшина, – набычился генерал не переносивший обвинений в двуличности, – на всякие увиливания у меня просто нет времени.
– Тогда скажите мне ради Бога, где я нахожусь? Какой сейчас год и самое главное – какова судьба моего друга Димы Лозецкого, которого последний раз я видел летом 69-го года.
– Вопросы твои предельно просты и ответить на них совсем несложно, – облегчённо вздохнув ответствовал наш начальник. Мы сейчас находимся в особом госпитале Министерства обороны, неподалёку от Зеленограда. Год сейчас 1994-й, июль месяц. Число я и сам не помню из-за постоянной круговерти, а день недели знаю – сегодня суббота. Что же касается твоего друга, Дмитрия, то ничего утешительного сообщить тебе не могу. Короче говоря, по данным военного архивного управления он скончался 12 сентября 1969 года. Тело его перевезено в Москву и захоронено на Домодедовском кладбище. Аллея, кажется, двадцать пять, место сто шесть. Извини, если мои ответы тебе неприятны, но они правдивы.
– Как бы невзначай, Илья вынул из кармана купленную ещё в Кемерово газету и положил её на столик около Стрельцова.
Тот опустил глаза и не менее минуты жадно изучал верхнюю часть первой страницы, где как правило вместе с названием печатного органа печатается и дата его выпуска в свет.
– Да, – наконец сдавленно прошипел Сергей, – в чём-то вы абсолютно правы, может быть даже во всём. Ну а я, – чуть слышнее заговорил он, я-то зачем вам нужен, бесполезный и старый инвалид половину жизни пролежавший на больничной койке? Какой от меня прок?
– То, что вы попали в беду, – без малейшего промедления ответил генерал, – конечно неприятно, но я надеюсь, что не безнадёжно. Мы хотим предложить Вам взаимовыгодное сотрудничество. Правдивый рассказ о ваших приключениях – это единственное, что от Вас требуется. Мы же, со своей стороны, попробуем вытащить вас из столь плачевного состояния.
– Каким же образом? – еле слышно прошелестел Сергей.
– Ещё точно не знаю, – но в нашем распоряжении имеются некоторые нетрадиционные методы. Конечно, 100 % положительного результата я не гарантирую, но вы уж мне поверьте, стараться будем изо всех сил.
Стрельцов слабо качнул головой, как бы заранее соглашаясь со всеми предложениями: – Я то готов, мне терять уже нечего. Спрашивайте. Что вас интересует?
– Ваше болезненное состояние не сильно ослабило вашу память? – деловито поинтересовался Борис Евсеевич. Может быть сначала провести общеукрепляющую терапию?
– Лучше поторопитесь, – отозвался больной, – у меня очень короткий период нормального состояния. Что со мной происходит в остальное время я не знаю, но то, что зачастую я очухиваюсь в новой койке, нового госпиталя, кое о чём говорит.
– Хорошо, – включил магнитофон Пасько, – приступим к делу. Итак ваше фамилия, имя, и отчество.
– Стрельцов Сергей Юрьевич, 1949-го года рождения, – спокойно, будто по заученному начал старшина. Родился в деревне Вальцовка, Владимирской области, жил там до одиннадцати лет. Потом переехал с семьёй в Астрахань. Отец там работал на заправщике при аэродроме. В армию был призван в июне 1967-го года Службу проходил в полку ПВО, воинская часть 23433. Часть наша базировалась на Дальнем Востоке…
Разговор длился примерно два часа и касался в основном тех событий, которые произошли с ним на стрелковом полигоне. Стрельцов в течение всего разговора вполне разумно отвечал на вопросы, пил сок и даже съел поданный ему обед. Некоторые признаки ненормального поведения он начал проявлять только к вечеру. Его лицо и, лежащие поверх одеяла руки, начали постепенно приобретать нездоровый лиловый оттенок. Он несколько раз непроизвольно вздрагивал и судорожно сжимал кулаки. Речь его сделалась неразборчивой и вскоре судорожные движения всех конечностей подсказали нам, что пора уходить. Впечатление от разговора у Хромова осталось сумбурное и тягостное, как всегда бывает когда приходится общаться с не совсем здоровым человеком. И выйдя вместе со всеми на улицу он довольно долго молчал, пытаясь найти рациональное зерно в сбивчивом рассказе больного.
На ночлег их пристроили в гостевом, срубленном из сосновых брёвен, домике.
– Что ж, – подвёл итог дня Борис Евсеевич, – случай перед нами явно не рядовой. Вы заметили, надеюсь, что речь его вполне разумна и не похоже, что он склонен к досужему сочинительству. Кроме того, высока степень совпадений с текстом рассказа, который был опубликован через два десятка лет после тех событий. Естественно, прочесть его Сергей Стрельцов никак не мог. Предлагаю сделать следующее. Я здесь организую для бедняги наилучший уход, присмотр, короче всё, что можно сделать в наших условиях. Правда, наибольшие свои надежды я возлагаю совершенно на иное. Мне почему-то кажется, что ему может помочь только контакт с каким-нибудь предметом или веществом из нашей обширной коллекции, которое поможет забрать у него часть полученной им чуждой энергии. Будем пробовать, может быть что и получится, – так закончил он свою речь, перед тем как удалиться в свою комнату.
Оба же оперативника, перед тем как уснуть, ещё долго шептались, выясняя друг у друга, что их руководитель имел в виду под термином «чуждая энергия».
На утро, едва они открыли глаза, похоже давным-давно вставший генерал приказал немедленно собираться в Дальнегорск.
– Я уже всё за Вас выяснил, – громко объявил он, – энергично расхаживая между нашими койками, – поезд уходит с Ярославского вокзала в 20. 07. Машина будет у ворот госпиталя через полчаса, так что вставайте мальчики, разлёживаться особо некогда. Выезжайте налегке. Никого с собой тащить не надо. А минимальную поддержку в случае чего, – заметил он недоумённое выражение на лице Андрея, – я организую из Владивостокского филиала. Меня во всей этой истории интересует только один момент, продолжал он. На первом этапе вам надлежит просто подтвердить достоверность показаний Стрельцова. Осмотритесь на месте старых урановых разработок, проверьте наличие как туннеля, так и сбросного пруда. Разрешаю даже пробное погружение, естественно только в том случае, если все параметры водоёма будут в норме. Лишний раз рисковать не стоит. Соответствующее снаряжение вам, естественно, доставят на место. Надеюсь, всё понятно?
