— Я был тоже рядовым… Но разница между нами была… Я войну начинал студентом, он начинал, мне кажется, не очень-то грамотным деревенским пареньком… И оба мы попали в плен… По каким лагерям и где он скитался все годы — я не знаю… Мы встретились с ним буквально в последние дни войны… В лагере под Познанью… На польской земле… Шкаликов его фамилия. Сергей Николаевич… И все! Больше я о нем ничего не знаю! В адресном бюро не справишься. Год его рождения мне неизвестен. Место рождения неизвестно…
— И лагерь немецкий, вы говорите, был для него транзитным?
— Привезли его откуда-то…
— Маловато, Алексей Алексеевич! Посудите сами! Никакой пока зацепки вы мне не дали, чтобы его можно было найти…
— Было нас четверо… Одного я встречал после войны… Он умер… Некто Голубев… На улице его как-то встретил… Он бочком, бочком и в сторону… Но потом я справлялся… Он умер…
— Кто же четвертый? — спросил я.
— И имя и фамилию четвертого запамятовал… А может быть, даже и никогда не знал… В последние дни все в лагерях смешалось…
Не нарочно ли так ограничил круг своих сведений Раскольцев, чтобы выведать, не раскроюсь ли я, развивая его поиски? Все могло быть…
— Маловато, Алексей Алексеевич! — заключил я. — Могу дать вам совет… Вам известен адрес этого… Голубева?
— Был адрес… Когда мы встретились на улице в сорок седьмом году, он мне дал его… Несколько лет спустя я его попробовал найти… Не только дома, но и улицы не оказалось на месте. Старое все снесли, новое построили… Тогда мне в райисполкоме и в милиции помогли… Сообщили, что Голубев умер… Один умер… Семьи у него не было… Может, кто-то и был близкий, где же теперь найдешь?
Я развел руками, открыл стол и достал из ящика стола трубку.
— Стоп! — воскликнул Раскольцев. — Трубку долой! Нельзя!
— Трудно сразу, доктор!
— Потом будет легче!
— Мало вы мне дали для поисков… Не знаю, что вам и посоветовать!
— Нас, когда пришли части Красной Армии, допрашивали в особом отделе!
Я встрепенулся, изобразил живейший интерес на лице.
— Какое подразделение, часть, дивизия или полк вас освободили? Что-нибудь запомнили?
— Из истории знаю, что Познань освобождала восьмая гвардейская армия… Запомнил я и дивизию… Допрашивал нас офицер из особого отдела тридцать девятой гвардейской дивизии… Фамилии его не знаю… Не назвался…
Я записал на листке номер армии и дивизии… Фамилию Шкаликова.
— Это уже кое-что, Алексей Алексеевич! Но поручиться вам, что остались протоколы допроса, не могу… Могли и не остаться… Много тогда людей возвращалось из плена… Еще что-нибудь есть?
— Больше ничего…
Я обещал поискать протоколы допроса, мы расстались. Зашел Василий.
— Ну и как? — спросил он, не скрывая иронии. Я вздохнул.
— Ошибки, Василий, надо уметь признавать! Ошибся я! Он и не подумал виниться… Ищет Шкаликова… Для своих воспоминаний…
— Дерзок! — заметил Василий. — Может быть, он еще что-нибудь ищет? Сам он додумался к нам идти или ему посоветовал Сальге?
— Зачем это советовать Сальге?
— Со всех сторон интересно… Если он рассказал Сальге, что у него появился пациент из КГБ, Сальге мог насторожиться… Да еще в тот же день, когда у них был такой разговор… А?
— Предположим, насторожился.
— Нейхольд увозит с собой посылку, в тот же час к вам является Раскольцев. Проверка! Где вы, что вы делаете? Это первое. Второе! Раскольцев вошел в наш дом и вышел отсюда… Еще одна проверка. Третье… через нас пытаются выяснить, что нам известно о Шкаликове… Не связали ли мы его имя с Притыковым после железнодорожного происшествия? И это Сальге необходимо знать! И последнее. Не Сальге проверяет, а Раскольцев проверяет, чисто ли сработал Сальге… Для него это вопрос жизни и смерти…
Я должен был признаться, что Василий нащупал в своем анализе зерно истины.
Мы решили помочь им. Правда, это было не просто… из-за Шкаликовой. Не разрушая логики своих действий, Раскольцев должен будет нанести два визита. Визит к Шкаликовой, а потом к Власьеву. Власьева предупредить нетрудно. Он не из пугливых. Не испугается ли Шкаликова?
Узелок с ней вообще был из сложных. Мы не сообщили ей, что ее муж погиб. Переводы продолжали к ней поступать… Это входило в задуманную игру. У нее должно было сложиться убеждение, что милиция ищет ее мужа, но найти не может. Мы в любой момент могли ожидать к ней неожиданного визита. Теперь нам было ясно — Раскольцев обязательно к ней явится. Если мы ее предупредим, что же последует? Не расставит ли он каким-либо вопросом ловушку? Не выведает ли он, что Шкаликова пошла после визита Сальге в милицию? Может быть, именно для визита к Шкаликовой и сделал свой сложный заход ко мне Раскольцев?
Шкаликова произвела на меня впечатление женщины серьезной и выдержанной. Если ее предупредить, она смогла бы переиграть Раскольцева, она хитра, умна.
Вопрос! А пойдет ли к ней Раскольцев, не получив от нас ее адреса или, по крайней мере, подсказки, где ее искать? Раскольцев — не пойдет! Но все равно кто-то обязательно к ней явится.
Примешивалось ко всем этим вопросам и множество других тонкостей.
Взять хотя бы и такую деталь.
Я уже рассказывал о старшем лейтенанте Колобкове. А вдруг он тогда на допросе обронил, что протоколы он отправляет в архив на вечное хранение? Стало быть, если мы теперь скажем, что протоколы уничтожены, это может вызвать подозрение у Раскольцева. Это сейчас совсем ни к чему. Не исключено, что Раскольцев каким-то образом мог проверить, что протоколы целы.
Все, словом, сходилось на том, чтобы его допустить к Шкаликовой.
Можно было потянуть с ответом, посмотреть, связывает ли свой отъезд Сальге с окончанием проверки, которую начал Раскольцев.
Однако после раздумий мы решили не тянуть…
Я разыграл из себя очень обязательного пациента. Через два дня я позвонил Раскольцеву и сообщил ему по телефону, что протоколы я видел, что в них побег группы, в которую он входил, выглядит героическим, что жива жена Шкаликова, а сам он лет пятнадцать тому назад умер…
Прошло еще два дня, и Раскольцев появился в подмосковном городке. И не один. Он приехал на своей машине, на автобусе приехал Сальге. Аккуратно подчищал свои следы.
Но и Шкаликова была готова к этому визиту. Дочь она отправила к родственникам в Москву, Раскольцева встретила поначалу настороженно. Очень неохотно, с заметным для него сопротивлением втягивалась в разговор. Он назвался. Объяснил, что ее муж помог ему бежать из плена. Теперь вот, дескать, решил он о нем вспомнить и написать книгу. Она могла бы о нем рассказать. Он же герой, самый настоящий герой!
