едва различимую мелодию напева.
Но этого оказалось достаточно.
Даал стрелой метнулся мимо Джейса и подпрыгнул в воздухе, когда Грейлин нацелил свой меч в сердце – сердце, в котором все еще теплилась надежда.
* * *
Покинув свое тело в темноте внизу, Никс слилась с ореолом энергии, окружающим разум орды рааш’ке – золотым огнем вокруг черного солнца, в самой глубине которого сияла ослепительная белая звезда.
Разум орды вынес ее из бесконечного колодца под купол. Прямо перед ней согнулась дугой Каликс, наполовину просунувшись в туннель. По всему ее телу и крыльям с потрескиванием хлестал изумрудный огонь. Ее стальной шлем сиял зловещим пламенем погребального костра.
Никс внутренне содрогнулась при виде такого зрелища. С этой потусторонней точки зрения все выглядело гораздо более угрожающе. Однако она побудила разум орды двинуться дальше. Когда они подлетели к чудовищу, Никс притянула этот огненный ореол к себе, обнажая укрывшуюся под собой древнюю черноту – приманку для демона, который еще так и не насытился.
Каликс повернула голову, привлеченная все еще кровоточащей раной разума орды – ощутив все, что успело от нее ускользнуть. Из горла у нее вырвался дикий крик. Сила, стоящая за ним, была сродни грозовой буре.
До этого Никс использовала свой обуздывающий напев, чтобы защитить разум орды. Но только не сейчас. На сей раз она придержала его золотистый ореол при себе – силу, которая даже не принадлежала ей, а исходила из древней тьмы под ней. Разум орды оставил себя беззащитным, готовый принести одну последнюю жертву, чтобы искупить тысячелетия ужаса и страданий, которые он причинил.
Крик Каликс молотом ударил по разуму орды, рассеивая его, превращая память, вину и радость в ничто. Никс представила, как с Корня снимают бронзу, обнажая его сияющую сердцевину.
Это было почти то же самое.
Когда разум орды позволил поглотить себя, открылась белая звезда. Полностью сосредоточенная на разрушении, порабощенная одной целью, Каликс не сумела отреагировать на что-то настолько чистое – или, наверное, какая-то скрытая часть ее все еще помнила эту сияющую частичку самой себя, принадлежащую ее собрату из Мирра.
Как бы там ни было, Никс требовался лишь этот отвлекающий момент.
Собрав всю силу, подаренную ей разумом орды, она устремилась к этой белой звезде. Подхватила ее и понесла вместе с бурным потоком своего напева, из последних сил пробившись под стальной шлем Каликс. Стремительно вонзилась в череп, полный безумия и изумрудного огня, и поместила белую звезду в самой его сердцевине.
Оказавшись там, Никс выпустила из себя единственную крошечную нить своего напева – эфемерную, как надежда, – и коснулась ею этой звезды. Ее напев был простой мольбой:
«Вернись ко мне!»
Звезда взорвалась, выпустив Баашалийю во всей его чистоте и великолепии. Волна золотого напева отбросила Никс назад. Изумрудное пламя погасло. Падая, она наблюдала, как Каликс выжигают из увенчанного сталью черепа, освобождая наконец от мучений и оставляя лишь пустую оболочку, которую должен был заполнить Баашалийя.
Никс вновь провалилась в бездонный колодец черноты. Но на сей раз она не чувствовала отчаяния. Только надежду.
«Вернись ко мне!»
* * *
Грейлин резко вздернул меч, вкладывая в удар всю силу ног. Кончик Терния уже пронзил мех и кожу – и тут кто-то сильно толкнул его сзади. Рыцарь повалился вперед, сильно ударившись подбородком. Клинок со звоном отлетел еще дальше.
Перекатившись на бок, Грейлин подмял обидчика под себя.
– Стой! – выдохнул под ним Даал.
С диким ревом подбежал Джейс, высоко подняв свою гулд’гульскую секиру и целясь в шею чудовища.
Увидев что-то в глазах у Даала – его настойчивость, его надежду, – Грейлин с проклятиями вскочил и ударил Джейса в живот, отбросив его назад. Тот попятился, хватая ртом воздух. Грейлин удержал его за плечи и оглянулся назад, молясь, что не обманулся, доверившись Даалу.
Тот все еще лежал под чудовищем.
Капли крови из нанесенной мечом раны забрызгали ему лицо, словно в каком-то в жутком крещении. И тут чудовище вдруг подпрыгнуло, сильно взмахнув крыльями, и низко пролетело через купол. Все они бросились за ним.
– Почему? – спросил Грейлин у Даала, и в этом единственном слове было скрыто множество вопросов.
Тот ничего не ответил.
Взмыв ввысь, летучая мышь развернулась на крыле и нырнула к полу. Казалось, будто она вот-вот врежется в огромную сферу, но зверь вовремя отвернул и исчез в отверстии под ней.
Грейлин опять вопросительно повернулся к Даалу.
На сей раз тот ответил:
– Есть надежда.
* * *
Упав обратно в свое собственное тело, Никс обхватила себя руками. Она была вся в крови. Сломанная голень болезненно пульсировала при каждом вдохе. Никс уставилась на тело Баашалийи – все еще теплое, но теперь уже навеки безмолвное. Однако все равно потянулась к нему. Провела кончиком пальца по щетинистой мочке его уха, вспоминая все те шепотки, которыми они делились между собой. Потерла бархат вокруг его носа, еще раз проникаясь всем тем мягким утешением, которое он ей дарил. Скользнула ладонью к его сердцу и оставила ее там.
Хотя Баашалийи здесь уже не было, это тело было картой ее воспоминаний. И она была готова читать ее хоть до скончания веков.
Но не только ушедший друг требовал ее внимания.
Никс все еще хранила в себе крошечный костер золотого огня – все, что осталось от подаренного ей разумом орды рааш’ке. И над этим костром по-прежнему трепетал клочок черноты, дым из древнего прошлого – но он быстро таял.
Никс запела ему, чувствуя, что он всеми силами пытается задержаться там еще хотя бы на мгновение. Сплела золотистые пряди и нежно провела ими по этому клочку древности, выражая свою благодарность. Разум тоже выразил ей свою признательность. За то, что освободила его. За то, что позволила искупить вину и обрести покой.
А еще Никс ощутила обещание – что на самом деле это еще не конец.
Что касается прошлого, то да.
Но только не для будущего.
Эта древняя сила пробудила в ней воспоминание, подаренное ей ошкапирами.
Над головой у нее еще больше рааш’ке бороздят небеса. Другие прыгают по улицам или взбираются на ограды. С ними играют дети, особенно с самыми маленькими из зверей…
Она поняла намек. Рааш’ке могли построить новый разум орды, свободный от грязных пятен и вины, чтобы снова стать чистыми. Вернуться к тому, чем они когда-то были, – к тому, чем им всегда суждено было быть.
Никс надеялась, что это произойдет, но боялась, что это недостижимо. Как такое может случиться? Как и всегда, перед ней возникло это ужасное видение горной вершины. Она попыталась отогнать это чувство. Никс не хотела пятнать этот последний момент, это последнее прощание.
Дым древности – теперь уже просто дымка – ощутил ее страх перед тем, что должно было произойти. Никс ощутила жалость и печаль, клубящиеся в этой дымке, – но в то же время и подспудную благодарность. И тут – как раз в тот момент, когда дымка практически рассеялась, – на нее накатила последняя волна. Она невольно ахнула, узнав ее жаркий ожог, оставивший на ней пылающее клеймо. Точно такое же чувство Никс испытала тогда со Сновидцами, когда они выжгли в ней огненную карту Клыков.
Ощутив точно такой же ужас.
Она распознала то, что сейчас было выжжено в ней.
Полностью высвободившись, эта древняя сила оставила после себя одно-единственное слово, твердое и уверенное.
Дар.
А потом исчезла навсегда.
Никс тихо сидела, дрожа в темноте, все еще боясь этого последнего подарка.
Прежде чем она успела хоть как-то примириться с этим, до нее донеслось настойчивое попискивание.
Надежда захлестнула ее.
Опираясь на здоровую ногу, Никс поднялась спиной по стене, кое-как сохраняя равновесие.
Высоко наверху под далекой луной хрустального шара беспорядочно металась огромная тень. Наконец крылья широко распахнулись – слегка неуверенно, пока Баашалийя пытался управиться со своей новой оболочкой, возбужденный от замешательства
