широкий разворот. Покинув столб теплого воздуха, они устремились в холодную бесконечную ночь.
Воздух был ледяным, каждый вдох давался с трудом, но Никс горела внутренним огнем. Они летели до тех пор, пока она вся не покрылась инеем и льдом, а изумрудное пламя больше не могло дотянуться до нее. И только тогда обернулась. Вместе с Баашалийей Никс висела в воздухе высоко над баржей, свободная и переполненная силой.
Баржа была перед ними как на ладони, все ее окна светились. Горелки ее изрыгали пламя, но не приближались к ним.
Никс собрала этот крик безумия, сверкающий изумрудным огнем, и попыталась холодом и льдом умерить его пламя. Но это было все равно что укрощать лесной пожар. Она чувствовала, как это тлетворное пламя обжигает ей ребра, въедается в нее.
Баашалийю оно тоже затрагивало. Привязанная к своему брату, Никс ощущала дикость, которая никогда не была ему присуща. Он так и дрожал от ярости под ней.
Она знала, что больше не сможет сдерживать этот крик, иначе рискнет ими обоими. Крепче сжала колени и перенесла вес вперед. Баашалийя отозвался на это, круто нырнув вниз. Никс позволила ему лететь, больше не направляя его, – просто сидела у него на спине, крепко вцепившись в мех.
Ей понадобилась вся ее сосредоточенность, чтобы собрать этот крик в единый кулак, превратить его в оружие. В самой глубине сознания у нее горел символ яркого клейма, подаренного ей разумом орды. Это была такая же карта, как и путь через ледяные Клыки, – но это была карта древнего огня и контроля. Никс хотела избавиться от него, прогнать прочь, зная, что это предвещает.
Она мысленно перенеслась на вершину горы, на которую падала красная луна.
«Значит, так тому и быть».
Никс выпустила щупальце золотого огня, мерцающего изумрудной порчей и подпитываемого последними остатками энергии древнего разума, – и коснулась им горящего символа.
Когда они оказались рядом с баржей, он воспламенился.
Она полностью отдалась карте этого клейма, позволив своему телу следовать коду, записанному внутри него, хотя тот был за пределами ее понимания.
Баашалийя нырнул ниже уровня баржи, а затем снова взмыл прямо перед ней. Резко остановился в воздухе, взмахнув своими огромными крыльями, с кончиков которых сверкающими каскадами разлетелся лед. Внезапная остановка подбросила Никс высоко в воздух с его спины, отчего она оказалась прямо перед окнами баржи.
Древние слова, написанные огнем, сорвались с ее губ. Никс высоко взмахнула руками, стряхивая с них лед, и хлопнула ими над головой – первая нота ужасающего напева.
Распахнув себя, она испустила крик в холодную ночь – полный ненависти, ярости и безумия. Никс уже превратила свою силу в оружие, но древний символ внутри нее дал этой силе цель.
Она громко объявила об этом, повторив свое предыдущее обещание, придав ему форму и содержание.
Никогда!
Ее крик донесся до баржи – и тараном врезался в нее. Обломки досок веером разлетелись во все стороны. Железные тросы сорвались с креплений. Баржа раскололась пополам перед ней, разрушенная ее криком, ее силой и тем даром древности, ищущим искупления.
Баашалийя под ней тоже закричал, вытянув шею и рванувшись выше. Пока они все еще были связаны между собой, часть ее силы вырвалась и из него. Как только это произошло, стальной шлем сорвался у него с черепа и, кувыркаясь и сверкая в ночном свете звезд, полетел вниз.
Никс холодно улыбнулась, уточняя свое обещание:
«Никогда больше!»
Сдвинув брови, посмотрела на развалины баржи и выпустила из себя последний поток силы, когда начала падать, выбрасывая из себя остатки огня. Даже почти полностью опустошенная, она страстно желала, чтобы он никогда не затухал.
Черная бездна в глубинах ее сознания вопила о том же самом.
Никс направила свое безумие в горелки баржи и воспламенила их своей яростью. Взрыв был подобен пылающему солнцу в темной ночи.
Она наслаждалась разрушением.
Через миг Никс почувствовала, как ее обдало жаром от взрыва. Вместе с ним прилетела ответная волна огненного безумия, поразившая ее в самое слабое место. Она не могла остановить бурю, которая наполняла ее, ослепляла, распространялась по всем ее теперь пустым местам – вплоть до ее темной бездны.
Бессильно запрокинув голову, Никс стала падать сквозь ночь, обмякшая и потерянная, проваливаясь в темноту.
Где-то над льдом попискивал и визжал Баашалийя.
Она узнала этот вопль отчаяния.
Безумие нашло и на него тоже.
Глубоко в Цитадели Исповедников Врит склонился над плечом Кереса. Перед ними светился хрустальный шар следящего устройства. Маленькая красная точка вразнобой мигала, передавая сообщение Скеррена.
Эти двое следили за ходом битвы у медного сооружения в глубине Пустошей. Руки Врита были сжаты в кулаки. Губы сжались в жесткую линию от напряжения. Силы Скеррена вторглись в купол и обнаружили врага. Еще больше адских летучих мышей мешали их усилиям – до тех пор, пока Скеррен не задействовал Каликс.
Врит потратил месяцы на то, чтобы подавить волю пойманной миррской летучей мыши, используя огненный метод, разработанный собратом-Ифлеленом – Исповедником Витхаасом – прямо перед его смертью. В последнем отчете от Скеррена сообщалось, что усилия Врита полностью оправдались.
Враг был повержен.
И все же Врит продолжал смотреть на хрустальный шар – на странные эманации, сияющие там. Это были уже не просто желтая и красная точки бронзового артефакта и баржи Скеррена. В том же самом месте кружился небольшой водоворот темной медно-красной энергии.
«Там происходит что-то странное…»
Хотя совсем недавно Врит был взбешен тем, что ему пренебрежительно отказали в разрешении присоединиться к нападению королевства на Южный Клаш, теперь он считал это просто подарком судьбы. Исповедник так и не знал, чем закончилось это предприятие – успехом или неудачей, да это и нисколько его не заботило.
Врит наклонился, присматриваясь к этому крошечному вихрю на сфере.
«Вот что сейчас главное».
Какие еще чудеса могут быть скрыты под этим медным куполом в Пустошах? Может, оружие и знания, намного превосходящие эту единственную фигуру из бронзы?
«Я должен быть там!»
Руки у него сжались в кулаки.
– Поступает еще одно сообщение, – объявил Керес рядом с ним.
Врит тоже это видел. Красная точка вновь начала мигать.
Керес пристально наблюдал за ней, даже не потрудившись записывать. После стольких бдений перед сферой он уже мог читать эти вспышки и паузы, словно слова, написанные чернилами.
– Что он говорит? – спросил Врит.
Керес облизнул губы, нахмурив брови:
– Все, что тут сообщается, это что «она возродилась».
– Что это значит?
– Я не знаю, но он все еще что-то присылает… Дай мне сосредоточиться.
Керес подался ближе к мигающей точке, как будто это могло помочь ему уловить смысл. Врит навис над ним.
– Ну?
Едва Керес обернулся к нему, как хрустальный шар на миг ярко вспыхнул – а затем взорвался, и в этом взрыве обоим почудился отголосок истошного крика, донесшегося откуда-то издалека. Врит ощутил укол жгучей боли, когда его отбросило на шаг назад.
Керес тоже отлетел от сферы.
Врит ощупал свое лицо, обнаружив источник мучительной боли. Правый глаз ему пронзил осколок стекла, наполовину ослепив его. Скользящее прикосновение кончика пальца к хрусталю обожгло весь череп. Он задохнулся от боли, от осознания того, что потерял глаз.
Натужно дыша, Керес повернулся к нему. Из шеи у него торчал огромный стеклянный кинжал, грудь была залита кровью. Рот открывался и закрывался, как у вытащенной на берег рыбы. Спотыкаясь, он направился было к выходу в поисках помощи.
Врит схватил его за плечо.
– Что сказал Скеррен? В самом конце?
Керес изо всех сил пытался уйти, глаза у него блестели от отчаяния. Врит притянул его ближе, отказываясь отпускать:
– Говори!
Керес что-то пробормотал, опускаясь на колени, – кровь выплескивалась из него с каждым произнесенным словом. Затем Исповедник тяжело повалился на бок, и последние остатки его жизни растеклись по полу.
Врит выпрямился и отвернулся.
Он уставился на осколки
