— Золотая хризантема, имеющая шестнадцать лепестков[4] — это мой девиз! — громко продолжал Куронума.
Слуга принес чешуйчатые ананасы и желтые бананы.
— Япония не забывает нас в этом захолустье, — указал пальцем на плоды начальник полиции. — Ананасы получил с Формози тидзи — губернатор и прислал мне в подарок. Мое правительство умеет уважать людей… Если бы у нас был такой выдающийся геолог, как вы, господин Дорошук…
Иван Иванович насторожился.
— … он жил бы в Токио… О, Токио! Дворец императора! Каждый японец трепещет от счастливого восторга, проходя мимо серых стен и башен, из-за которых выглядывают островерхие крыши с головами драконов…
— Вы думаете, господин Куронума, что они трепещут в самом деле только от восторга? — скромно спросил Иван Иванович.
— О, да! Дворец похож на крепость, под толстыми стенами вырыт широкий ров с черной водой…
— Чудесно представляю.
— Вы можете жалеть, что не были в Японии. Ведь не были — я угадал?
— Не был.
— Почему вы не едите ананасы? Если бы такой выдающийся ученый был подданным императорской Японии… Он жил бы, как тидзи. Уверяю вас. И это очень легко сделать. Пусть ваша рука лишь напишет несколько слов…
— Послушайте, вы, кажется, предлагаете мне переменить гражданство? Или может, я не так понял?
— Это не только мое собственное предложение… Вышестоящие органы…
— Черрт! Начальник полиции осмелился такое предложить? Предать родину?!..
— Господин Инаба Куронума просит не оскорбляться, — протянул руку к ананасу переводчик. — Он вас очень уважает. Вы человек высокообразованный… И прибавлю от себя, господин геолог, что родина — это условность.
Дорошук вздрогнул. Володя видел, как правое веко у отца задергалось — признак сдерживаемого гнева.
— Конечно — условность для человека, которого народ выгнал за границу… И который продает свою пропитую честь кому угодно.
Переводчик побледнел.
— Надеюсь, что это не в мой адрес, — прохрипел он, — и не в адрес господина Куронуми. Примите во внимание, что имеете дело со штабс-капитаном Лихолетовым…
— Так бы и сказали. А я все думаю, где я вас видел?
— Вы… меня когда-то встречали?
— Не вас, но таких, как вы.
Куронума, пуская синий дым из трубки, ближе придвинулся к геологу и быстро заговорил. Штабс-капитан Лихолетов перевел:
— Господин Инаба Куронума говорит, что он родом из Вакаями, которая славится самураями и апельсиновыми садами. Итак, господин начальник полицейского управления чудесно понимает, что такое родина. Но и на родине можно быть пасынком.
— Это господин Куронума говорит о себе?
Лихолетов быстро перевел и прибавил на японском языке несколько предложений. Володя понял, что штабс-капитан советовал начальнику не панькаться дальше и просто приступить к делу.
С деланной улыбкой, которая, определенно, должна была означать чрезвычайно товарищеские и дружеские чувства, Куронума положил короткую руку на плечо Дорошуку.
— Давайте говорить откровенно. Я имею некоторые полномочия, — промолвил он.
— А именно?
— А именно… предложить уважаемому ученому Дорошуку принять японское подданство.
Сдерживая негодования и гнев, Иван Иванович ответил:
— Обычай вежливых людей велит отвечать любезностью на любезность. Господин Инаба Куронума предлагает мне японское подданство, но я никак не могу предложить ему принять подданство моей страны. Я не имею на это полномочий.
Начальник полицейского управления резким движением отодвинул тарелку.
— Господин Куронума говорит, — перевел его быструю речь штабс-капитан, — что его отец и дед похоронены в Шиба-парке в Токио, среди могил прославленных героев и князей Японии…
— Передайте господину Куронуми мое сочувствие по поводу их смерти…
— …и что медный король Японии Фурукава — дальний родственник господину Куронуми. Итак, господину начальнику полицейского управления нет надобности менять подданство…
Оба — и Куронума, и штабс-капитан — замолкли, ожидая ответа. Трубка в Куронуми погасла, пучок волос на голом черепе стал мокрым и прилип ко лбу.
— Мой отец и мой дед, — ответил внешне вполне спокойно Иван Иванович, — похоронены не в Шиба-парке и медный король Японии Фурукава не приходится мне ни близким, ни дальним родственником. И все-таки я не имею никакого намерения менять подданство и высказываю негодование от такого предложения… Я требую немедленно отправить меня с сыном в СССР!
Капитан Лихолетов тихонько свистнул:
— В СССР… Т-тю, батенька…
Куронума понял, чего от него хотят.
— Возвратиться в СССР — это зависит сейчас целиком от уважаемого господина геолога. Так его слово относительно изменения подданства — последнее слово?
— Скажите ему… Куронуми, что я сейчас покину его дом… Я не разрешу себя обижать.
Иван Иванович сделал резкое движение, имея намерение встать. Но Лихолетов его задержал:
— Минутку. Подождите. Без разрешения господина Куронуми вы ничего не можете покинуть.
— Что такое? Как? — схватился геолог. — Володя, пойдем отсюда немедленно!
— Минутку! — встал из-за стола Лихолетов. — Вы никуда не можете пойти без нашего разрешения.
Иван Иванович окаменел. Красные пятна проступили на его похудевшем лице с острыми скулами.
— Что это значит? Мы — пленники, что ли? На каком основании?
Инаба Куронума, не вставая с подушки, выпрямился и, чертя пальцем в воздухе иероглифы, медленно проговорил несколько предложений. Лихолетов, жмуря глаза, как кот, который предчувствует счастливую охоту, перевел:
— Господин Инаба Куронума просит геолога Дорошука не забывать, что здесь не пустыня, и не тайга, и не горные отроги… Господин Дорошук находится на японской территории. И в особенности господин Куронума рекомендует не забывать тех обстоятельств, что в Советском Союзе убеждены в гибели «Сибиряка» и всех, кто на нем был.
— И что?..
— И никто не знает, где теперь находится господин Дорошук, и никакой помощи ему ниоткуда ждать не приходится.
Иван Иванович глянул на сына. Володя стоял возле отца с пятнами румянца на щеках, в его зрачках горели сухие огоньки, нижняя губа была крепко прикушена.
— Слышишь, Володя?
Володя молча кивнул головой.
Дверь бесшумно отворилась, и в комнату вошел уже знакомый геологу офицер Хирата. Он сказал несколько слов начальнику полицейского управления. Володя понял, что речь шла о каких-то отобранных вещах. Инаба Куронума что-то приказал, и Хирата, вытянув из кармана платок, складной нож и зеленый мяч, положил все перед начальником полиции. Это были вещи, отобранные во время обыска у Дорошука и Володи.
