удержался тогда, чтоб не послать соседушку куда подальше.
— Ну ты уж придумай что-нибудь! — потребовал я. — Зря, что ли, половину приюта шагами перемерил?
— Чудес не бывает!
— На днях ты утверждал обратное!
Но нет, чуда не случилось, и вместо вычищения из себя проклятий я шибал, шибал и шибал клятый навесной замок. Клятый и заклятый. За седмицу приноровился попадать по нему раз или два из полудюжины попыток, но железяка моих потуг словно не замечала и даже не вздрагивала. А вот отдачей в ответ так и прикладывало!
Плевать! Сдаваться я не собирался!
Дальше меня задействовали на отработке приказа «ниц!». В первый раз показалось, будто небо на плечи обрушилось. Удар был столь силён, что я не устоял на ногах и рухнул на пол, а встать уже не смог — так придавило к половицам, даже дышать только через раз получалось.
Я сразу сообразил, что это не самостоятельный приказ, а всего лишь сочетание удара и отторжения: первый вколачивал в землю, второе не позволяло встать. Отгораживаться от падавшей на плечи тяжести было несподручно из-за того, что никак не получалось угадать нужный момент, а мои попытки хитрить и смещаться из стороны в сторону Заруба пресёк, протянув поперёк хребта тростниковой палкой. Пришлось отрабатывать растянутую по времени версию защитного приказа — в итоге едва с ног не валился от усталости.
Что самое поганое — неофиты не просто тренировались на мне, теперь они горели желанием сквитаться за прошлые неудачи и били изо всех сил. Не только не сдерживались, но пытались прыгнуть выше головы. И у кого-то это даже получалось.
Я ждал какой-нибудь пакости от Овода и его конопатого дружка, которые занимались в одной группе с другими перестарками, но эта парочка в присутствии наставника и Зарубы никаких фортелей не выкидывала и держалась ниже травы тише воды, а вот какой-то гадёныш из молодых да ранних приложил до хруста в спине. Самостоятельно подняться не вышло — не могу сказать, будто ноги отнялись, но всякая попытка пошевелиться вызывала столь острые вспышки боли, что начинал проваливаться в забытьё.
Франтоватый наставник разочарованно вздохнул, а вот Заруба неожиданно оказался таким исходом безмерно доволен.
— Поглядите-ка на эту размазню! — впервые обратился он к аудитории в присутствии коллеги. — Путь тайных искусств — это путь боли! Только переступая через себя и ограничения жалкой плоти, можно стать кем-то действительно великим! А хныкающих от уколотого пальчика неженок… Нет! Их даже не на дуэли убьют! Их прикончит собственный талант! Очищение — это больно! Формирование ядра — очень больно. Преломление — чертовски больно! Об остальном и не говорю. А цена ошибки — безумие или смерть!
Но слова словами, а в госпиталь меня уволокли на носилках. Занимали владения врача всего лишь несколько комнат, в приёмный покой он вышел облачённым во всё те же белый халат и смешную шапочку.
— Ну-с, и что тут у нас?
— В спине хрустнуло, — сипло выдохнул я, когда меня перевалили с носилок на хирургический стол. — Больно…
Врач глянул на Зарубу.
— И как зарекомендовал себя наш юный друг?
Друг⁈ Да я бы лучше с бешеными псами закорешился, чем с вами, черти драные!
Заруба задумчиво потёр подбородок.
— Исцели его, пожалуй. Всё же две седмицы продержался.
Не будь мне так худо, точно бы в голос выругался. Что значит: «исцели, пожалуй»? Как так: «пожалуй»? Получается, могли сразу в расход списать?
Твари!
Зубами я заскрежетал уже не от боли, а исключительно из-за охватившего меня бешенства. А потом словно зелёная волна накрыла. Чужая сила накатила и схлынула, оставив после себя едва уловимый аромат разогретых солнцем трав, но ломать меня отнюдь не перестало. Не сработало, что ли?
Но нет, как оказалось, врач покуда лишь обследовал полученные во время занятия повреждения.
— Сломано ребро и треснул отросток позвонка, — объявил Грай, задумчиво подкрутил завитой ус и решил: — Приходи за ним через полчаса.
Заруба покачал головой.
— Перелом и трещина, подумать только! Слабак!
Он утопал прочь, тогда из внутренних помещений в приёмный покой вышел ассистент врача. Оглядевшись, он скинул с головы капюшон и оказался светловолосым юношей с лицом сухим и узким. Ну или это просто я привык к широким физиономиям черноводских босяков, вот и обратил внимание на очень уж породистую физиономию паренька. Ещё удивил цвет глаз — те оказались светло-светло-серыми, почти белыми, только со стальным отливом. Таких мне прежде видеть ещё не доводилось.
— Принести набор для оказания первой помощи? — уточнил ассистент.
— Нет, Лучезар, я вылечу нашего юного друга сам, — заявил в ответ врач и улыбнулся. — В качестве аванса.
Его пальцы пробежались по моей спине, а затем вновь накатила чужая магия, только на сей раз она ворвалась не рассеянной тёплой волной, а двумя зелёными молниями. Скрутило так, что какое-то время только и мог, что глаза таращить да сипеть.
— Заруба уже выдал сентенцию о том, что путь тайных искусств — это путь боли? — спросил Грай, вытирая руки полученным от ассистента полотенцем.
— Ага, — сипло выдохнул я, боясь не то что пошевелиться, но даже просто сделать глубокий вдох.
— В чём-то он прав, — вздохнул врач и резко бросил: — Вставай!
Я миг помедлил, затем выполнил распоряжение и к своему немалому удивлению и неимоверному облегчению обнаружил, что боль отступила и больше ничего не сковывает моих движений. Тогда взял чугунный шар и спустил его на пол.
Попутно задумался, не выйдет ли перебить цепь приказом, но сразу выбросил эту мысль из головы. Врач — колдун. От него не удрать. Да и не знаю, куда бежать.
— Ну-с, юноша, продемонстрируйте нам свои успехи! — попросил Грай и прищёлкнул пальцами. — Лучезар, очки!
Ассистент скрылся во внутренних помещениях, а я не удержался и спросил:
— А на кой чёрт мне вообще заниматься? Я же расходный материал!
— Все мы в чём-то расходный материал, — признал Грай с печальным вздохом и его изумрудные глаза вновь приобрели прежний желтовато-зелёный оттенок. — Но чем прочнее вещь, тем сложнее её сломать. Не так ли?
Я молча передёрнул плечами.
— Пока человек жив, он имеет все основания уповать на лучшее, — приободрил меня врач, а дальше в его голосе прорезались какие-то очень уж вкрадчивые интонации. — И уж точно не стоит испытывать терпение того, кто тебя только что вылечил.
«И будет лечить