Ротный вышел.
В кабинет заглянула русоволосая миловидная женщина:
— Позвольте?
— Да, пожалуйста, — произнес Комлев.
— Вы тут по воспитательной части?
— Да я.
— А я жена Дмитрия Кау, Лариса Леонидовна.
— Присаживайтесь, слушаю вас.
Молодая женщина села.
— Вы знаете, я бы к вам ни за что не пришла, если бы не такое дело… В общем, у Дмитрия… появилась другая.
Комлев придал своему лицу озабоченное выражение.
— Я знаю, кто она, что она, — продолжала Лариса Леонидовна. — Но стоит мне заговорить с Дмитрием, как он ухмыляется… И вчера не пришел домой. Значит, был у нее. Поговорите с ним. Вы обязаны спасти семью.
— Я понимаю, понимаю вас, — явно отступая перед решительным напором женщины, замельтешил Комлев.
— Вы, я знаю, человек новый в милиции. Покрывать не будете. Да я и не позволю. Начальства много…
— Постараюсь. Я поговорю с ним. А вы потом позвоните мне. Впрочем, чего звонить, когда все будет и так ясно, — произнес Комлев, понизив голос. — Вы знаете, мне пора уже посты проверять.
— Димку моего проверьте, — сказала женщина и нехотя вышла.
Комлев закрыл кабинет и, обходя здание отдела с тыльной стороны, подумал: «А все мой характер. Твердости маловато. Сунься эта Лариса Леонидовна к Папирусу, такой получила бы отлуп. Тот заявил бы ей, что тут же уволит мужа, и та бы сразу затихла…»
Зашел в дежурку, нажал на клавишу подмигивавшей стационарной станции:
— Десятка! Я — Буран. Как слышите? Прием.
— Нормалек, — раздалось в ответ.
— На каком маршруте?
— В дом культуры.
— Заезжайте в отдел. Вместе поедем.
— Понял.
Комлев вспомнил, что Кау как раз сегодня несет там службу. Прислушался к хриплому голосу дежурного по отделу майора Архарова, который рассказывал оперативникам:
— Значит, звонит этот доктор наук. Нельзя ли, чтобы собака у соседа не лаяла? А то днем, вечером, ночью и утром — никакого покоя. Ну, ребята разобрались и дали ответ. Не желает хозяин собаки от нее избавляться. Тогда он снова звонит. А нельзя ли ее заменить менее лающей?..
Засмеялись.
Комлев увидел в окно, как напротив остановилась, слегка подрагивая, патрульная машина. Надел фуражку и вышел из помещения.
— С нами, Афанасий Герасимович? — чуть ли не обрадованно спросил Нёушев.
— Да.
Старшина перебрался на заднее сиденье к овчарке. Уазик тронулся. У дома культуры к машине вышел Кау. Неушев открыл дверцу, и собака, вильнув хвостом, спрыгнула вниз, стала играть с постовым. Из глубины парка доносились звуки ансамбля. Там шла своя жизнь.
Комлев решил наедине поговорить с Кау. Вылез из машины и бросил Неушеву:
— Я сейчас. Подождите меня.
Пошел с Дмитрием по аллее и думал, с чего начать разговор. Остановились у площадки, облепленной зеваками. В центре круга в ритм музыки дёргались человек двадцать и там же развязно качались трое парней. Задиристо задевали танцующих, хватали за руки девушек.
Комлева заело:
— Что вы стоите, Кау, уберите наглецов!
— Афанасий Гераcимович! Свято место пусто не бывает. Этих уберешь, другие объявятся, — сказал милиционер и цыкнул собаке. — Лежать, Рекс!
— Вы считаете, что дискотеки без хамства быть не может?
— А что тут особенного, — пожал плечами Кау.
— Но ведь сюда люди отдыхать приходят. А не бескультурья набираться, — зашелся было старший лейтенант.
— Да не гоните вы, Афанасий Гераcимович, лошадей! Куда денутся ребята эти. Все начнут расходиться, мы их и заметем по-тихому.
— Ждать?! — воскликнул Комлев и мимо билетерши скакнул на площадку. Приблизился к парням, схватил крайнего за руку:
— Как ты себя…
Тот оглянулся на Комлева и дыхнул перегаром:
— Ментяра!
Рванул руку.
— Ну-ка, пойдем! — Комлев вновь потянул его к себе.
Парень опять попытался вырваться. Подоспевший Кау помог его вывести с площадки. А он упирался ногами и вовсю вопил:
— Менты дерьмовые! Жизни от вас нет! Мухоловы!
Кау незаметно ткнул кулаком крикуну по печени, и тот смолк. Следом маячило несколько фигур:
— Отпустите его! Чего пристали?
Грозный вид Рекса не позволял им приблизиться. Парня подвели к машине. Неушев вылез, открыл заднюю дверцу, впихнул хулигана в тесный закуток. Милиционеры втроем протиснулись к боковым дверям и вместе с собакой влезли в салон. Только теперь палии облепили патрульную машину, их стало больше. Они горласто кричали:
— Отпустите Бобра! Свободу Бобру!
— Поехали, — сквозь зубы произнес Комлев.
Колесников завел машину, но дорогу ей преградила жявая стена.
— Сдай чуть назад, — посоветовал Комлев.
— Да они и там.
Видя беспомощность милиционеров, молодежь взялась за уазик с боков и стала раскачивать его. Колесников щелкнул тумблером сирены — качка только усилилась.
«Перевернут», — мелькнуло в голове Комлева.
— Ну, старлей! — Неушев хлопнул по погону Комлеву, отцепил от собаки поводок и, приоткрыв дверку, тихо скомандовал: — Рекс! Фас!
Овчарка лязгнула зубами, метнулась в самую гущу. Кто-то заорал, кто-то взвизгнул, кто-то, прикусив язык, кинулся бежать. Комлев замер. Рекс в одно мгновение распустил штаны длинноволосому дылде, и тот, почти закукарекав, прыгнул на скамью, а с нее — на ствол каштана. Рекс вцепился в парня с обрюзгшей физиономией, еще державшегося за крыло уазика. Тот, как ужаленный, распрямился. Вокруг машины сразу же стало пусто.
— Рекс! — позвал в окно Неушев. — Блюститель ты наш!
Разгоряченная собака слизывала кровь с губ. Пристегивая ремешок, Неушев, словно сожалея, сказал:
— Вот и собачка может сорваться…
— Да, — протянул Кау, похлопывая часто дышащего пса. — Афанасий Герасимович! А мне что, в парке оставаться?
— Ну, зачем же! — воскликнул Неушев. — Пусть страсти-мордасти поулягутся.
— Поехали с нами, — проговорил Комлев. — У меня к тебе серьезный разговор есть.
Когда вернулись, отвел Кау в сторону и только было начал говорить, как сержант опередил его:
— Я знаю. Моя стервушка, небось, приходила. Она грозилась. А куда я денусь. Семья — она и есть семья. Только вот Жанну жалко.
— Какую еще Жанну?
— Да вы ее все равно не знаете.
— А почему жалко?
— Сирота она. Круглая сирота… Я как-то вякнул Лариске своей. Так и завелась.
— Но это другое дело. Я-то считал со слов вашей жены, что тут все обстоит куда серьезнее. А заботу вашу о сироте я приветствую. Ну, вот и поговорили. Отпускаю вас к супруге. Вы уж там уладьте все, — Комлев хлопнул Кау по плечу и, довольный столь легким разрешением конфликта, вернулся в машину.
