Как же позвонить дежурному, чтобы тот помог ему? Ничего путного в голову не приходило. Вот чья-то рука попробовала дверь на крепость. Подумал: «Этого еще не хватало! И выломать могут…»
Время шло. Комлев периодически впадал в забытье и терял ощущение привычной реальности, и ему почти приснилось, что он роет подземный ход из тюрьмы, роет, роет, но совсем не в ту сторону. И нет этой работе его конца.
Потом… как-то постепенно… голоса за дверью стали глохнуть. Сколько прошло времени, он сказать не мог, а выглянуть не решался. Ведь свет в щели так и не исчезал. Вдалеке пробили куранты, потом где-то этажом выше зазвучало:
— Союз нерушимый республик свободных…
Послышалось, как хлопнула дверь с улицы, и по дощатому полу прошлись чьи-то сапоги. Дверь опять дернули. Раздался голос Неушева:
— А Герасим-то наш, ну, этот, Му-му. Слинял. Ну и Слава богу. Баба с возу…
Полоска света исчезла. Комлев облегченно вздохнул, открыл замок и направился к выходу. На крыльце, покуривая, стояли милиционеры.
— А вас тут такие аппетитные дамочки ждали! — воскликнул майор Архаров.
— Они у меня вот где сидят! — Комлев с ожесточением показал на горло.
В городе проводился очередной футбольный матч. Еще за час до начала игры к стадиону была стянута почти вся городская милиция. Лобзевскую роту в пять ходок доставила патрульная машина. Неушев спросил Комлева:
— Афанасий Герасимович! Где технику поставим?
— Пусть будет здесь, у центральной трибуны, — сказал Афанасий и вернулся к шеренге милиционеров. — Задача обычная. Поддержание общественного порядка. Займете место цепочкой вон от той цветочной вазы. По окончании матча, если все будет нормально, собираемся здесь же и назад в район для продолжения службы. По местам!
Милиционеры, галдя, направились в сторону центральной трибуны. Комлев шел следом. Остановился у — самой беговой дорожки и без особого любопытства стал посматривать на поле, на трибуны. На подстриженный газон выскочили крепкие спортсмены в разноцветных майках. Над стадионом звучали фамилии игроков. Сначала гостей — в белых футболках, — наполненный людьми амфитеатр притих, — потом местной команды — в красных полусвитерках. Стадион сразу же взволновался, загудел, встречая их овациями.
Афанасию вспомнилось его недавнее прошлое, когда в первичных организациях его тоже встречали молчанием. Подумал, что и позже странное это отношение к нему не изменилось: и в вытрезвителе, и в милицейской роте.
Матч начался. Футболисты стремительно гонялись за мячом. Он отскакивал от них, ударялся о зеленых газон, пересекал белую меловую разметку, взвивался высоко в небо. Ряды людей на трибунах в едином порыве вздымались и опускались, напоминая о том, что стадион — это единственное место в городе, где можно откровенно выкричаться, выматериться, вывернуться наизнанку, избавиться от накопившегося в каждом напряжения. Когда судья неожиданно для всех назначил в ворота хозяев одиннадцатиметровый и коренастый нападающий в белой майке закрутил мяч в верхний угол, с трибун засвистели, заулюлюкали, закричали:
— Обалдуй!
— На мыло!
— Судью!..
Горбоносый брюнет в черной футболке и таких же атласных трусах, как ни в чем не бывало, продолжал бегать со свистком по истерзанному бутсами полю, которое теперь, казалось, щипало зрителям глаза. Кто-то продолжал кричать:
— Купили! Сколько тебе дали, кацо?!
Комлев подумал, что матч этот уже не кончится ничем хорошим, и с внутренней тревогой стал ждать ответных забитых мячей. Только они могли спасти положение, и потом спокойно можно было бы возвращаться назад, деловито обсуждая увиденное. Но мяч то пролетал далеко от ворот соперников, то гулко тыкался в штангу, то его удачливо припечатывал к земле похожий на кузнечика вратарь, и ни оханья трибун, ни частый стук сердца в груди замполита не могли изменить счет на табло.
В перерыве, желая отдышаться и чуть прийти в себя, Комлев вышел со стадиона. Попил из автомата газировки, проведал Неушева, прикорнувшего на переднем сиденьи уазика.
— Ну, что там в эфире? — постучал в стекло, показывая на рацию.
— Да так, по мелочам. Грабеж. Пара хулиганок. Изнасилование…
«Ничего себе, по мелочам, — подумал Афанасий, поморщившись. — Вот она наша ментовская жизнь для которой страшное несчастье — обычная повседневность.
— Афанасий Герасимович! Здесь Саранчин подходил с каким-то важным гражданином и просил после матча отвезти их домой, — проговорил Неушев.
— Как домой?!
— Я вот тоже думаю, как? Ведь нам еще надо роту в район перекидывать…
— Будь он неладен, ведь у начальника своя машина есть…
— А они на нашем горбу в рай въехать хотят, — хитренько заметил Неушев.
— Ладно, отвезешь…
Вернулся на стадион. Там уже вновь продолжали кипеть на поле страсти. Гости оборонялись. А местные футболисты то слева, то справа, то в лоб атаковали их ворота. Комлев присел на тумбу ограждения поля и лишь вздрагивал, услышав очередную угрозу в адрес судьи.
— Ну, твою мать, погоди! Это тебе не лезгинку танцевать!
Случайно наткнулся взглядом на гостевую ложу: кто там из начальства? Увидел Саранчина и широкоплечего в спортивном пиджаке боксера-секретаря, который оживленно тряс кулаком над головой. «Тоже мне, болельщик!» — с неожиданной злостью подумал о нем. Тут нападающий гостей, получив мяч в самом центре поля, шустро устремился вперед и без помех ворвался в штрафную… Удар!.. Афанасий до ломоты в кистях вцепился в холодный бетон тумбы и в считанные доли секунды успел представить себе, как мог бы в этот момент выхватить пистолет и разрядить в нападающего полную обойму, лишь бы только родные ворота остались в неприкосновенности. Страшная мысль!
Но футболист неожиданно поскользнулся и под всеобщих веселый визг левым бедром проехал по траве и растянулся на ней, несколько раз перекувырнувшись через голову. Мяч вяло вкатился в руки запрыгавшего от радости вратаря. Игроки в красном облегченно вздохнули вместе со всем стадионом. И снова устремились в сторону соперника.
В одну из атак мяч, срезавшись о голень защитника, влетел в самый центр ворот. Началось невообразимое. Дудели дудки. Болельщики скакали на лавках, шлепали по затылкам передних. Их ликованию не было предела. Счет сравнялся. А минутная стрелка на табло тем временем все ближе подбиралась и прыгала к отметке окончания игры.
Мяч уже не летал, а больше путался в ногах футболистов. Редкие одиночные проходы форвардов то в одну, то в другую сторону хотя и тешили чьи-то надежды на успех, но отяжелевшие траектории окончательно затюканного буквально испускающего дух кожаного мяча свидетельствовали о том, что вряд ли кому уже хватит сил нацелить его в ворота противника. Но, увы, ничейный счет сравнивал их шансы. Обе команды в подобном случае вынуждены были покинуть высшую лигу.
