— Я давно мечтал об этом, — с тягучей грудной болью заявил Комлев. — Спасибо вам, — и чуть не добавил: «…за безразличие к людям».
— Не за что, — обронил Саранчин. — Рапорт на стол и приступай.
Комлев, выходя в дверь, заметил, как майор укоризненно покачал головой. «Думаете, просить буду? За место цепляться? Жестковат стул-то…»
Пришел в роту. Рука сама потянулась к телефону. Стал набирать почти забытый уже университетский номер. Больше всего сейчас ему хотелось услышать голос Людмилы Ивановны с особенно теплой интонацией, свойственной только ей. Голос, который он так давно не слышал.
На последней цифре задержал диск: «Дурак! Что расскажу ей сейчас? Как в ментовке из угла в угол гоняют? Как человеческое достоинство свое потерял? Как весь белый свет не мил уже стал. А она-то ведь почти королева! Захочет ли слушать его, Афанасия, задерганного этой беспросветной жизнью. Хочешь, чтобы она пожалела? Шиш с маслом! Скажет: так тебе и надо, Афоня».
И безо всяких радужных надежд на свое будущее, почти зло вслух добавил:
— Ништяк! Где ни трудился, там и пригодился. Пойдем в следователи.
— Что же ты мне-то не сказал! — развел ладонями ротный. — Уж я бы отстоял тебя. Пусть бы искали другого. И так всю роту растащили.
— Ничего, пожуем, Владимир Степанович! А от сумы да от тюрьмы не отказываются. Везде люди живут… — ответил Афанасий, благодарный Лобзеву за понимание.
— А это ключ от сейфа Затвеева, — сказал начальник следственного отделения жилистый и сутуловатый майор Шкандыба. — Действуйте.
«Кинули, как щенка в воду», — подумал Комлев.
Ему бы хоть немного для начала осмотреться, поучиться новому делу, и только потом самому уже вести расследование. Но подслеповатые глаза Кучерявого (именно так пометил шефа Афанасий) опустились к многочисленным бумагам на столе, и он тут же словно напрочь забыл про подчиненного.
Начинающий следователь вышел из продолговатого, как карандашный пенал, кабинета, и по цветастому серпантину коридора направился туда, где ему предстояло отныне работать. В просторной комнате огляделся, поежился, глядя на окна: кругом решетки! Дунул на полированный стол — слой пыли как приморозило. Попробовал снять его тряпкой, лежавшей на подоконнике. Громоздкая мебелина как бы нехотя заблестела.
Открыл зубасто лязгнувший дверцей сейф. Тесное пространство металлического ящика было до отказа заполнено пухлыми и тонкими папками. Осторожно стал извлекать их. Всматривался в корявый почерк на шершавых обложках, в мелькавшие перед ним фамилии и имена привлекаемых к уголовной ответственности… Раскладывал папки по столу, чувствуя в них какую-то необъяснимую тяжесть.
Над одним грубым картонажем вдруг замер: именно сегодня истекал срок расследования и, согласно закону, — уже точно знал об этом — дело должно было быть либо закончено до полуночи, либо срок его продлевался.
К ответственности привлекалась Недосекина Валентина Ивановна за тунеядство и за злостное уклонение от уплаты алиментов. Комлев не мог взять в толк, как можно было в двадцать пять лет заработать такую статью, которая по сути своей неприменима к женщине, основной труд которой, как он считал, складывался из домашних многочисленных и разнообразных хлопот. Все, что происходило вне дома, казалось несущественным и второстепенным. А тут выходило, что именно это несущественное становилось главным.
Невольно возникло желание помочь Недосекиной. Долистав дело до конца, обнаружил, что в нем не хватает заключения о трудоспособности обвиняемой. Отметил про себя, что адрес ее на участке Тормошилова. Пододвинул к себе пластмассовый чернильного цвета телефон:
— Опорный пункт?
— Он самый.
— Мне Тормошилова.
— Слушаю.
— Иван Иванович? Это Комлев.
— Чего тебе, замполит?
— … Был да сплыл. Теперь — следователь уже.
— Шутишь, небось…
— Какие там шутки.
— А я-то думал, ты понял, что к чему. Значит, снова в пекло…
Комлев промолчал.
— И что ты ко мне звонишь?
— Мне нужна Недосекина Валентина Ивановна.
— Валюха? Ты по ее делу?
— Да вот. Обнаружил в затвеевском сейфе.
— Не завидую. Доиграешься. Тоже посадят… Шутю. Значит, тебе Швалюшку?
— Как, как?
— Ну, Валюшку.
— Помоги насчет экспертизы на трудоспособность.
— Э, на ней пахать да пахать. А ты про экспертизу.
— Надо, Иван Иваныч. Срок сегодня истекает.
— Ну, тогда ты пролетел. Поезд ушел. Врачи разошлись. Теперь только завтра. Да и затянуть могут. Постараюсь по старой дружбе ускорить дело. В поликлинике со мной все на вась-вась…
Комлев подумал, что участковый почему-то слишком уж заинтересован поскорее избавиться от Недосекиной. Хотел было отказаться от его предложения, но, вспомнив длинные поликлинические очереди, проговорил:
— Буду тебе признателен.
Сказал и понял, что тем самым решил в какой-то мере участь Недосекиной. Ведь участковый с его знакомыми врачами сумеет сделать любую выгодную ему справку.
— Завтра в десять все будет на мази.
Комлев пошел к шефу.
— Виктор Александрович! — обратился он к Шкандыбе, зайдя в кабинет.
— Чего тебе? — спросил Кучерявый, облокотившись атласными нарукавниками на разбросанные по столу дела.
«Еще резинку на палец и чистый бухгалтер…Крыжит», — подумал Комлев и произнес:
— Я тут в сейфе дело одно обнаружил. Сегодня срок истекает. Не знаю, как быть?
— А что там?
— Тунеядство, yклонение от алиментов…
— Что ты с мелочовкой этой…
— Может, продлить срок?
— Обалдел? Ну и иди с этой мурой к прокурору. Да он на тебя всех собак навесит.
— А как же быть?
— Кончай в срок.
— Но я ведь только что принял… — взволновался Комлев.
— Но ведь принял же! Кого колышет, когда и что…
— Но я в любом случае не успею. Нет справки одной. А врачей уже не застану.
— Энто хужее, — задумался Кучерявый, — Тогда прекращай уголовное дело. И возобновляй.
— Как это?! — вырвалось у опешившего молодого следователя. — Нас этому а университете не учили.
— Вспомнил что! То — просто знания, а здесь — практика!.. Впрочем, соображай сам, раз прислушаться к совету старшего не желаешь. Но рябчика тогда уж не миновать.
Комлев догадался: взыскание. Было бы не обидно получить втык за дело, но схлопотать просто так, за чисто формальное нарушение — это в голове как-то не укладывалось.
— А как же это практически, Виктор Александрович?
— Да так. С самого начала… — прожурчал майор, — Выноси постановление о прекращении: мол, с трудоустройством все будет в порядке. Чего глаза выпятил?
