сего дня владеет тайной старого гезенка и, скорее всего, ключом к разгадке станет Ха-Ю. Не исключено, что он был непосредственным участником событий описываемого периода. Если предположить, что сейчас ему 70 лет, то в промежутке между 1913 и 1919 годами ему было где-то около 30–35 лет.
В своей книге Козлов пишет, что на его раскопках работали китайцы и русские с золотых приисков Суцзуктэ. Все сходится. По всем признакам Ха-Ю было известно о кладе, и он открыл эту тайну Цевену, надеясь с его помощью извлечь сокровища и разбогатеть под старость. На улан-баторском «захадыре» (эквиваленте нашей «толкучки») можно было продать и купить все, а иностранцы могли дать за них вполне приличные деньги.
На следующий день я шел к Батмунгу с вполне обоснованной версией происхождения найденных в гезенке сокровищ. Мои предположения для него не стали неожиданностью. Более того, он уже успел заручиться справкой сотрудников Государственного исторического музея, свидетельствовавшей о том, что все наши находки действительно относятся к эпохе Ханьской династии и наверняка изъяты из гуннских могильников.
— Но кто мог это сделать? — спросил я. — Ведь судя по описаниям Козлова, даже для его достаточно оснащенной экспедиции вскрытие могил, глубина которых достигала 9 м, представляло достаточно сложную задачу?
— Должен вам сказать, что мне кое-что удалось выяснить в результате расспросов старых китайцев-углежогов, проживающих в долине. Один из них рассказал, правда, очень неохотно и только после того, как ему стало известно об аресте Ха-Ю, следующее. На прииске Суцзуктэ старшим штейгером работал один русский специалист, фамилию которого он на китайский манер назвал Ма-Линь. Как вы думаете, существуют среди русских фамилий что-нибудь похожее?
Я сказал, что это достаточно созвучно распространенным фамилиям вроде Малина или Малинина и можно попытаться отыскать их в списках персонала общества «Монголор», если они сохранились в архивах.
— К сожалению, списков в архивах не оказалось, но сохранились планы горных выработок и кое-какая деловая документация. На некоторых документах, подписанных старшим штейгером, есть роспись, начинающаяся с двух заглавных букв В и М, после которых идут сплошные непонятные закорючки. Да, впрочем, это и не так важно. Этот старший штейгер если и не погиб в смутное время, то наверняка давно умер, так как китаец говорит, что ему уже в то время было около 40 лет. Насколько мне известно, после революции в Монголии никто из руководящего состава общества не остался. Все сбежали в Манчжурию, Китай или другие страны. Так вот, этот Ма-Линь однажды пришел в фанзу китайцев, выжигавших в долине березовый уголь, и спросил, не хотят ли они наняться к нему на работу для проходки разведочных шурфов. Китайцы с радостью согласились, так как давно пытались устроиться на прииски, но их не брали ввиду отсутствия рабочих мест. Русский вел с ними разговор через молодого и довольно надменного китайца в европейской одежде. Этим переводчиком был, кто бы Вы думаете? Ха-Ю!
— Получив общее согласие, Ха-Ю выбрал троих наиболее молодых и крепких парней, в их числе оказался и наш свидетель, и приказал им на следующий день явиться с лопатами и топорами на один из курганов, стоявших на водоразделе падей Суцзуктэ и Гуджиртэ. Китайцы хорошо знали эти курганы, считали их могилами своих древних предков и относились к ним с почтением, как к святыням.
Капитан, на столе которого лежала пачка «Беломорканала» фабрики Урицкого, предложил мне папиросу, а сам вынул из ящика стола монгольскую трубочку и набил ее «дунзой» из расшитого бисером кисета. Затем он извлек оттуда же кусок белого кремня, красивое, отделанное серебряной чеканкой, кресало, выбил ловкими ударами пучок искр, зажег кусок трута, прикурил от него трубочку и, прикрыв от удовольствия свои раскосые глаза, выдохнул целый клуб ароматного дыма. Увидев, с каким удивлением я слежу за процедурой, которую прежде доводилось наблюдать только среди аратов и моих проходчиков, он сказал:
— А знаете, этот, теперь уже уходящий в прошлое, ритуал из жизни кочевых монголов, помогает мне не только сосредоточиться и собраться с мыслями, но успокаивает и настраивает на философский лад. Кроме того, это немногое, что еще удается сохранить в городских условиях он нашего старого быта, в котором есть и свои прелести. Однако продолжим.
— В общем дальше все ясно. Сначала китайцы возмутились, что вместо проходки разведочных шурфов им предложили кощунственную сделку с ограблением могил предков, но после обещания повышенного вознаграждения согласились. После нескольких неудачных попыток, в которых могилы оказались разграбленными еще в древности, им удалось вскрыть курган, в котором оказалось нетронутое богатое захоронение с множеством предметов из золота и нефрита. Я попросил китайца подробнее вспомнить о тех находках, и он достаточно уверенно перечислил все, что было обнаружено вами в гезенке. Были там и другие, менее ценные находки, которые были отданы им в качестве платы за работу. Обе стороны, воодушевленные успехом, хотели продолжить эту операцию, но слухи о приближении отрядов Унгерна к приискам заставили прекратить работы. Штейгер с Ха-Ю внезапно исчезли. Прииски были опустошены, бегунная и золотопромывочная фабрики в долине Дзун-Модо — разгромлены и сожжены. Жизнь в некогда очень оживленном районе замерла. Так закончило свое существование общество «Монголор». Остается предположить, что штейгер не успел забрать с собой награбленные богатства и до лучших времен решил спрятать их. Надо признать, что место оказалось настолько надежным, что даже самим грабителям не удалось воспользоваться спрятанными там сокровищами.
Неторопливо повторив процедуру заправки и раскуривания трубочки, Батмунг продолжил:
— После того, как мне удалось в общих чертах восстановить картину прошлых событий, я вновь приступил к допросам Ха-Ю и он рассказал мне следующее. С появлением отрядов белогвардейцев одновременно в Дзун-Модо и Борнуре прииск Суцзуктэ оказался отрезанным. К этому моменту в руках у штейгера кроме курганных находок накопилось изрядное количество золота, припрятанного в процессе добычи. Оказывается, после очередного взрыва в забое штольни штейгер заходил туда первым, выбирал лучшие куски кварцевой жилы с вкраплениями золота и тайком уносил с собой. Ха-Ю говорит, что прежде, то есть до начала смуты, Ма-Линь был честным человеком и никогда не позволял себе ничего подобного. По всей вероятности, он предвидел грядущие потрясения и решил таким образом обеспечить свое будущее.
Когда положение стало совсем угрожающим и счет времени до появления бандитов пошел на минуты, Ма-Линь с помощью Ха-Ю упаковал все сокровища. Ночью они тайком отнесли их в штольню и сбросили в гезенк. Ха-Ю говорит, что он просил штейгера отдать ему свою долю. Он знает не менее надежное место для хранения, из
