— Это правда, папа.
— Кто-нибудь тебя огорчил?
— Нет… я думаю об одном человеке.
— О ком же, дитя мое?
— Об этом молодом англичанине, уведенном в плен разбойниками. Что, если бы на его месте был мой брат Луиджи?
— Правда!
— Как ты думаешь, что они с ним сделают; его жизнь в опасности?
— Нет… если его друзья пришлют требуемый выкуп.
— Но если у него нет друзей? Он был бедно одет, хотя имел вид настоящего аристократа. Ты не согласен со мной, отец?
— Я не обратил внимания, дочь моя. Я был так занят.
— А знаешь, отец, наша служанка Аннета говорит, что он художник… как наш Луиджи… Как странно!
— Что ж, это возможно, много англичан приезжает в Рим изучить нашу живопись и скульптуру. Бедняжка! Если он аристократ, это для него еще хуже. Бандиты потребуют еще больший выкуп, но если он не может заплатить, может быть, его выпустят на свободу.
— Как я буду рада!
— Но отчего, мое дитя, ты так интересуешься этим молодым человеком? У Корвино было еще два пленника, однако ты их не пожалела.
— Я их не видела, папа. Но он… художник. Подумай, если бы мой брат Луиджи подвергся такому же испытанию в Англии?
— Он живет в стране, где царит порядок, где надежно охраняется и жизнь и состояние…
— Отчего бы нам не поехать в Англию к Луиджи? — спросила Лючетта. — В последнем письме он пишет, что дела его идут хорошо. Может быть, молодой англичанин остановится здесь, когда будет возвращаться в Рим. Ты его расспроси об его отечестве.
— Да, дорогая дочка, я решил покинуть Валь д'Орно. Я продам все за бесценок. Но… что это за шум?
Лючетта побежала к окну.
— Что там? — спросил отец.
— Солдаты, — отвечала она. — Они, вероятно, преследуют разбойников.
— Да, и никогда их не поймают. Отойди от окна, дитя мое. Я пойду их встретить. Им надо предоставить помещение, пищу, вино. И самое ужасное то, что они ни за что не заплатят. Неудивительно, что наши крестьяне предпочитают оказывать гостеприимство бандитам, которые за все хорошо расплачиваются.
Синдик взял свой официальный жезл и, надев шляпу, отправился встречать папских солдат.
— О! — вскричала молодая девушка, украдкой взглянув в окно, — папа идет сюда с командиром отряда и еще другим офицером, более молодым. Они, верно, будут обедать у нас. Я едва успею переодеться.
Она выскользнула из комнаты, куда вскоре вошли синдик с двумя гостями.
Глава XXXI. ГРАФ ГВАРДИОЛИ
Нового посещения бандитов бояться было нечего.
Сотня солдат была расквартирована по крестьянским домам, а офицеры расположились в гостинице.
Капитан, не желая оставаться под убогим кровом гостиницы, решил поселиться у первого лица местечка, т. е. у синдика.
В другое время, если бы разбойников поблизости не было, капитану не удалось бы воспользоваться этим гостеприимством.
Франческо Торреани, подозреваемый в причастности к либеральной партии, поневоле должен был удвоить любезность по отношению к папскому офицеру.
Последний попросил разрешения поселиться у синдика в необычайно вежливой, но чрезвычайно твердой форме, не допускающей отказа.
Синдик должен был согласиться, и капитан приказал своему денщику нести за ним его вещи.
— Это, вероятно, шпион Антонелли, — подумал Торреани.
Но он ошибался. Желание капитана поселиться у синдика явилось совсем по другой причине.
Он просто увидел дочь Торреани, а граф Гвардиоли был не такой человек, чтобы пропустить мимо хорошенькую девушку.
Граф Гвардиоли был из тех людей, которые считают себя неотразимыми сердцеедами. Умные живые глаза, двойной ряд белых зубов и черные закрученные усы должны были, по его мнению, производить неотразимое впечатление на каждую женщину.
И, действительно, в испорченной столице Италии тройной ореол графа, капитана и неотразимого ухаживателя привлекал к нему сердца молодых женщин.
При первом взгляде на Лючетту Торреани граф пришел в полный восторг. Ему показалось, что он нашел сокровище, скрытое от всех глаз. Какой фурор он вызовет, показав его свету!
Завоевать ее не казалось ему трудным. Деревенская девушка — простой полевой цветок! Могла ли она устоять перед таким блестящим кавалером!
Так рассуждал граф Гвардиоли и начал последовательную осаду сердца Лючетты Торреани.
Но прошла неделя, а он не произвел еще никакого впечатления на воображение простой поселянки, и, наоборот, сделался сам ее рабом. Любовь его была настолько сильна, что он не мог скрыть ее ни от солдат, ни от офицеров.
Солдаты, по обыкновению, не несли никакой службы. Время от времени они только отправлялись в долины искать разбойников, но никогда их не находили.
Ночью они напивались в кабаках, обижали женщин и скоро сделались всем так ненавистны, что жители Валь д'Орно с удовольствием бы променяли их на Корвино с его головорезами.
Через десять дней после оккупации солдатами деревни жители с нескрываемым удовольствием узнали, что маленький гарнизон отзывается в Рим для защиты папского престола от республиканцев.
Слух о смене правительства проник в самые отдаленные уголки, и граждане Валь д'Орно с синдиком во главе восторженно кричали: «Evviva la repubblica».
Целая неделя прошла с того дня, как разбойники вернулись в горы.
Награбленная добыча сосредоточилась, благодаря игре, в немногих руках.
В числе выигравших был и начальник шайки. Известно, что в конце концов выигрывает тот, у кого больше денег. Попетта была вся обвешана драгоценностями.
Начали поговаривать о новой экспедиции, которая должна была дать новый приток золота для игры в «орел и решку».
Эта экспедиция не предполагалась долгой. Решено было спуститься в ближайшую долину и захватить какого-нибудь мелкого помещика или просто ограбить деревню.
Надо же было как-нибудь убить время до возвращения гонца, нетерпеливо ожидаемого из Англии! Разбойник-англичанин достаточно ярко расписал богатство отца их пленника, и товарищи его строили самые блестящие надежды на выкуп, потребованный от генерала Гардинга. На тридцать тысяч лир они могли спокойно играть целый месяц и спать следующий, не заботясь о погоне.
Маленькая экспедиция была быстро организована. В ней приняла участие только треть банды. Женщины с Попеттой во главе оставались в лагере.
Пленник узнал об отъезде бандитов только по сравнительному спокойствию, воцарившемуся в лагере. Ссоры еще случались и теперь, но, очевидно, между женщинами.
Со времени отъезда бандитов луч надежды мелькнул в его келье. Во-первых, мрачного и молчаливого тюремщика сменил, если и не более любезный, зато более болтливый. Это был тот разбойник Томассо, который пожалел Лючетту. Генри казалось, что его можно как-нибудь умилостивить. Ему казалось, что он еще был доступен человеческим чувствам.
