вы готовы убивать?
– На войне всегда убивают.
– И умереть готовы?
– Туареги всегда готовы умереть.
– А если против вас выступит ваша же армия?
– Ну что же, если армия будет защищать грязные интересы кучки иностранцев, мы сразимся и с ней.
– Но ведь начнется бойня…
– Если уж мы обречены на исчезновение, а оно неминуемо, то хотя бы последние отпущенные нам годы будем мужественно сражаться за свои права. Для туарега погибнуть с честью почетнее, чем умереть в забвении.
– А что будет с женщинами, со стариками и детьми?
– Аллах распорядится.
Когда спустя несколько часов египтянин слово в слово передал то, что сказал Турки Ал-Айдиери, и Алекс Фаусетт, и Ив Клос восприняли это так, словно получили удар копытом по лбу.
– Шутишь?! – хриплым голосом воскликнул Фаусетт.
– За кого ты меня принимаешь?!. Стал бы я шутить над тем, что столь серьезно для нас всех! – Ахмед Хабах вздохнул. – Девяносто девять и девять десятых процента, что они это сделают.
– Но это означает, что…
– Это означает, что мы вынуждены будем убраться отсюда, причем как можно скорее, иначе они начнут охотиться на нас, как на сусликов.
– Но это невозможно!
– Имей в виду, что туарег легко попадет в мотоциклиста с расстояния пятьсот метров, а потом скроется, словно его и не было. И что мы можем предпринять? Выделим охрану для каждой машины? До Каира еще чертова куча километров, а за каждой дюной может затаиться меткий стрелок.
Фаусетт посмотрел на Ива Клоса:
– Ты знаешь, сколько примерно туарегов населяют пустыню отсюда до Каира?
– Не имею ни малейшего представления. Сотни, а может, и тысячи. Но не думаю, что их число имеет значение. Хватит и двух десятков, чтобы половина наших водителей вернулись домой в цинке.
– Отвратительно!
– Вопреки обыкновению, говорю то, что есть. Если эти гребаные «хозяева песков» зададутся целью перестрелять нас – перестреляют. И ты, Алекс, не будешь исключением, хоть и ведаешь безопасностью.
– Проклятье! Ты хоть представляешь, чем мы рискуем, свернув все?
– Многими, многими миллионами.
– Мой бог, и все потому, что одному недоноску взбрело в голову вылить масло в колодец!
Ив Клос достал из верхнего кармана рубахи маленькую трубку и принялся набивать табаком.
– Нет, – возразил он. – Колодец стал детонатором, но никак не причиной. Настоящая причина заключается в том, что мы вовремя не сообразили, к чему это может привести. Рано или поздно туареги и другие племена должны были возмутиться.
– Так ты считаешь, что это наша вина?
– Они живут здесь. Им не приходит в голову хватать нас за яйца в Париже. А мы повадились приезжать сюда из года в год, и не то что за яйца хватаем, а трахаем во все дырки. Нет бы делать это с необходимой деликатностью…
– Ты случайно не на их стороне?
– Не записывай меня в революционеры. Одно дело – понять их, и совсем другое – быть на их стороне. Ни того ни другого мне нельзя приписать. Я корыстный человек и думаю о том, как сохранить кормушку. Не знаю, что будет дальше, но пока гонки этого года не закончились, самое лучшее, что мы можем сделать, – не заниматься демагогией, а начать искать выход из положения.
– Есть какая-нибудь идея?
– Пока нет.
– Хорошо, – кивнул Алекс Фаусетт, взял карандаш и провел вертикальную линию на чистом листе бумаги. – В итоге получается, что мы столкнулись с двумя проблемами. – Он поставил крест на левой стороне листа. – У нас шестеро заложников, которых мы не можем освободить, так как туарег требует то, что находится за пределами наших возможностей. Другая проблема, – Алекс поставил жирный восклицательный знак с правой стороны, – угроза срыва соревнований в этом году, а в перспективе и навсегда. – Он постучал карандашом по листу. – Думаю, ты согласишься, что нам не следует распылять силы. Мы должны сосредоточиться на том, что действительно важно.
– Не понял… Вы предлагаете бросить этих несчастных на произвол судьбы? – спросил египтянин.
– Да, мне их жаль, но они сами выбрали свою судьбу в тот момент, когда захотели принять участие в ралли. Мы никогда не скрывали степень опасности. Места здесь дикие, тебя может ужалить скорпион или укусить змея, ты можешь увязнуть в песке и погибнуть без помощи или тебя могут похитить бандиты. Мы никогда никого не обманывали, но участников ралли опасность, наоборот, привлекает.
– Ты всегда был циником… – весело заключил Ив Клос. – И, без сомнения, ты самый наглый из всех, кого я знаю. Уж прости за прямоту.
– Если бы я не был циником, то сидел бы в своем задрипаном банке. И имей в виду, что линия, разделяющая цинизм и лицемерие, намного толще, чем может показаться.
– Интересно, интересно…
– Будь я лицемером, я бы со слезой в голосе говорил, что меня волнует будущее шестерых придурков, которых я, скорее всего, никогда не видел. А как циник и честный человек я говорю, что на карту поставлено будущее организации, которой я отдал немало сил и которая является очень важной частью моей жизни. Я уж молчу о том, что задержание Милошевича с целью передачи его тому, кто намерен отрубить ему руку, возможно, довело бы меня до тюрьмы… – Фаусетт резким движением переломил карандаш на две части. – Давай уж будем заниматься тем, чем мы должны заниматься! А что касается похищения, пусть этим занимаются местные власти.
– Местные власти! – возмутился Ахмед Хабах. – Да они ничем не занимаются, и если что умеют, так только деньги считать.
– А нам-то что до этого? – пожал плечами Фаусетт. – Известная максима – власть развращает. Мы им платим, чтобы они нас прикрывали, и платим хорошо. Просто напомним, что неплохо было бы заняться своими непосредственными обязанностями, а мы займемся своими, иначе…
– Послушай, пусть Нене Дюпре попробует разобраться с этим дерьмом, – перебил его француз. – Он человек надежный и, похоже, установил отношения с туарегом.
Фаусетт на несколько мгновений задумался, бросил в корзину половинки карандаша и кивнул:
– Согласен! Выделим ему деньги, но при условии, чтобы часть была потрачена на поиски способа, как нам избежать войны с соплеменниками Хайяха… Так что за работу! – Он бросил взгляд на Ахмеда Хабаха. – Насколько велика территория, которая находится под влиянием этих проклятых туарегов?
– По меньшей мере, до границы с Ливией.
– Не пугай!
– Я не в том расположении духа, чтобы пугать.
Фаусетт встал, подошел к карте и принялся внимательно ее изучать.
– Ну что же, тогда нам придется придержать все этапы, которые идут через Нигер.
– Боюсь, что да.
– Дерьмо, дерьмо, дерьмо!
– Может, обратиться к войскам? Пусть прикроют, – предложил Ив Клос.
– Ты хоть понимаешь, сколько
