Ознакомительная версия.
— Полный порядок.
— Успеем ноги унести?
— Что ты! — рассмеялся Повелко. — Все произойдет не раньше двенадцати дня…
— Тю!.. — Старик взял под уздцы лошадь и стал выводить ее к воротам. — Эй, милай! Нагостились, и довольно! Выпускай! — крикнул Заломин полицаю.
Тот, зевая, вышел из сторожки:
— Все?
— Чего — все?.. Наши черпаки не берут. Даром время загубили.
— Замерзло, говоришь? — рассмеялся полицай.
— Пойди полюбуйся.
— Чорт его не видел! — ругнулся полицай и открыл ворота.
Стоял воскресный день, на редкость ясный и солнечный. На улицах толпились горожане. Они молча смотрели на проходившие через город немецкие воинские части. Шоссе, пролегающее с запада на восток, делило город на две половины, образуя прямую, как стрела, улицу. Движение по ней не прекращалось ни днем, ни ночью. На восток беспрерывно шли танки, бронетранспортеры, бесчисленные автомашины с различным грузом, бензозаправщики, мотоциклы и даже простые подводы. На них сидели немцы, призванные в армию по тотальной мобилизации, — хмурые, разновозрастные, без свойственной кадровым служакам выправки, с желчными, недовольными лицами, с обвязанными, точно у старых баб, головами.
А обратно, на запад, везли преимущественно раненых солдат.
Горожане осторожно бросали по адресу оккупантов злые реплики.
В городском парке было людно. У самого входа, направо, где раньше стояла эстрада, теперь разместилось офицерское кладбище с ровными рядами однообразных березовых крестов. Кладбище непрерывно росло. Иногда похоронные процессии прибывали сюда два-три раза в день. Умерших везли из местного госпиталя и с фронта.
Сегодня хоронили каких-то видных вояк, и траурное шествие замыкал взвод автоматчиков.
Время перевалило за двенадцать. Маленькая закрытая машина отделилась от процессии и на большой скорости въехала в аллею парка. Из кабины вышел хромой немец — комендант города. Он постоял, осмотрелся. Сказал что-то адъютанту. Тот услужливо отвернул ему подбитый серым каракулем воротник, и оба направились к кладбищу. У могил хлопотали солдаты с веревками и лопатами. Комендант поочередно заглянул во все восемь ям и восемь раз бросил «гут». Потом посмотрел на сложенные в стороне березовые кресты, толкнул один из них носком сапога и неопределенно покачал головой. Заложив руки за спину, он стал прохаживаться по аллее. Ему предстояло держать речь у могил, и сейчас он наспех, вполголоса, репетировал свое выступление.
Процессия приблизилась к могилам.
Комендант подошел и махнул рукой, давая сигнал к погребению. Кожаная перчатка, соскользнув с его руки, упала в яму. Комендант что-то крикнул своему адъютанту; тот уже хотел прыгнуть в могилу, как вдруг грохочущий взрыв встряхнул воздух и прокатился многоголосым эхом по городу. С краев ям посыпалась земля.
Люди бросились вон из парка. Комендант хотел было что-то сказать солдатам, но потом резко повернулся и заковылял к машине.
— Скорее в комендатуру! — бросил он дрожащим от волнения голосом шоферу.
Сквозь приятную дремоту, которую, казалось, никак нельзя было сбросить, Никита Родионович услышал мелодичные звуки аккордеона. Звуки неслись из гостиной. Андрей играл с увлечением, вкладывая в игру много чувства.
«Киснет парень, — подумал Ожогин, — надо с ним что-то делать». Но что именно делать, Никита Родионович не знал.
Аккордеон смолк. Никита Родионович открыл глаза.
Вошел Андрей. Не глядя на Ожогина, он стал перебирать нотные тетради, лежавшие на окне. Он казался расстроенным, и это сразу насторожило Никиту Родионовича. «Ну-ну, посмотрим, что будет дальше», — решил Ожогин и, не спрашивая Андрея о причинах его скверного настроения, принялся одеваться.
День начался по расписанию. Завтракали в десять.
За столом молчали, так как говорить в присутствии хозяйки не хотелось. Подав термос с кипятком и чайник с заваркой, она наконец ушла.
Андрей, не допив чай, встал из-за стола и подошел к окну. Сдвинув занавеску, он стал все так же молча разглядывать улицу.
Никита Родионович решил наконец вмешаться.
— Что с тобой творится последние дни? — спросил он. Грязнов обернулся и внимательно посмотрел на Ожогина:
— Ничего особенного.
— А все же?
— Надоела мне эта курортная жизнь! — резко сказал Грязнов.
Ожогин едва заметно улыбнулся:
— А ты, значит, решил ее изменить?
— Да, решил…
Никита Родионович откинулся на спинку стула.
— Так, так… Товарищ Грязнов взял на себя право изменить приказ, данный ему как коммунисту. А? Может быть, со мной поделитесь своими планами?
Андрей посмотрел на Ожогина, и злой огонек мелькнул в его глазах.
— Вам смешно… Вам всегда смешно, когда я говорю о себе! Вам безразлично состояние товарища…
А мне… — он запнулся, — а мне тошно тут. Я так дальше не могу…
Андрей отвернулся, но Никита Родионович заметил, как тяжело он дышит. Ожогин встал и подошел к товарищу:
— Это не моя прихоть, Андрей. Задачу, стоящую перед нами, ты знаешь. Знаешь также, что мне поручено руководить, и ты не волен поступать, как тебе хочется. Я тоже не ради прихоти томлюсь без настоящего дела.
Грязнов опустил голову.
— Допустите меня к боевой работе группы Изволина! Ведь справлюсь же! — В голосе Андрея появились просительные интонации.
— Каждому из нас, Андрей, поставлена определенная цель.
— А я не хочу сидеть сложа руки и киснуть в этой дыре!
— Ну что ж, тогда поступай, как тебе хочется. Но прежде советую подумать: одобрит ли твой план партия?
— Другие активно борются! Чем я хуже их?
— Твой участок фронта здесь.
Андрей отошел от окна и сел на стул. Все это он отлично понимает, и тем не менее он должен действовать. У него нет больше сил пассивно наблюдать происходящее. Пусть дадут ему любое задание. Никита Родионович может попросить об этом Дениса Макаровича. Он согласится. Андрей знает, он уверен в этом.
— Хорошо! Если ты действительно хочешь получить задание…
— Очень хочу.
— Изволь. Первое задание — возьми себя в руки. — Никита Родионович направился к двери. — Я не шучу… Это задание коммунисту Грязнову. А о втором задании поговорим попозже.
Ожогин надел пальто и вышел из комнаты.
Открыв наружную дверь дома, Ожогин увидел на ступеньках крыльца невзрачного по виду, плохо одетого пожилого человека.
— Вы Ожогин? — спросил он. — Вот это вам. — Человек вытащил из рукава пальто сложенный вдвое конверт и подал Никите Родионовичу.
Ознакомительная версия.
