— Неужто наконец нам подфартило?
— А то! С телефона Квасовой звонили на номер Андрея Алексеевича Татаринова. Наш, бирючинский. Живет на улице Некрасова, дом пять.
Посохин пробежал глазами напечатанный текст.
— Что, после пропажи Квасовой был только один звонок?
— Так точно. Я его галочкой отметил. Едем, Павел Петрович?
— Едем, мой лейтенант, едем. А ты номера Квасова и его дочки пробил?
— Само собой! — Жарких потряс перед собой красной папкой. — Все разговоры за последние две недели тут.
— Есть что-нибудь интересное?
— Ну…
— Ясно. Потом посмотрю. Поехали.
Несовершеннолетний А. А. Татаринов, как установил Жарких, проживал в полной семье. Братьев и сестер у него не было. Отец работал шофером, мать — продавцом.
— Семья у них типичная. Скандалы иногда случаются, но ничего экстраординарного, — рассказывал сидевшему за рулем Посохину старший лейтенант. — За пацаном тоже ничего особенного не числится. Так, по мелочи. Но Банщиков, их участковый, говорит, что с некоторых пор стал замечать Андрея в компании Бура, Буракова Сергея Васильевича, 1990 года рождения. Работает приемщиком металлолома. На нем висит условный срок за кражу. Мутный паренек.
— Адрес Буракова установил?
— Так точно.
— Как мать с отцом зовут?
— Татаринова? Алексей Иванович и Елена Владимировна. Если мне память не изменяет.
Память у Жарких была отличная. Как заметил Посохин, старший лейтенант нередко прибеднялся по поводу своих положительных качеств. Его родители, наверное, похвалами маленького Сережу не слишком баловали, считая, что гипертрофированное самомнение хуже излишней скромности.
— Черт! — выругался майор. — Сейчас на Колхозную придется свернуть. Иначе незаметно нам к дому Татариновых не подъехать. А на Колхозной дорогу лет двадцать не ремонтировали. Машину жалко.
— Надо было уазик брать.
— Ага, чтобы нас за версту было видно.
— Как будто народ не знает, кто на «Рено» под этим номером разъезжает.
— Татариновы вряд ли знают.
Автомобиль клюнул носом. Посохин сбросил скорость.
— Блинов стопка! Я же говорил! И дальний свет включать нельзя. Хотя бы щебнем ямы засыпали, администраторы хреновы. Наберут родни, а потом работать некому.
— Где остановимся, шеф?
Старший лейтенант подобным образом начинал обращаться к Посохину, только когда им овладевал охотничий азарт. Майор это знал. Если эмоции не перехлестывают через край, считал он, это хорошее подспорье в работе. Особенно при нехватке опыта. Что касается обращения «шеф», то Посохин не находил его фамильярным.
— Вон, у той вишни тормознем. Дальше не стоит ехать. Дверью не хлопай.
— Есть не хлопать.
Майор заглушил двигатель.
— Ключ, на всякий случай, я оставляю. Видишь, куда кладу? Но только попробуй при погоне поцарапать моего серого ослика.
— Шеф, преступник все оплатит.
— Ага, пошути у меня, Ходжа Насреддин.
Кто такой Ходжа Насреддин старший лейтенант не знал — он окончил российскую школу, а не советскую как Посохин, — но виду, что ему не знакомо имя легендарного узбекского острослова не подал.
Полицейские вышли из машины и направились к дому Татариновых.
— Хорошо, что на улице ни один фонарь не горит, — заметил Жарких.
— Кому хорошо? А если догонять придется? Собака у них есть? — негромко спросил Посохин.
— Нет.
— Точно?
— Банщиков сказал, что нет.
— Перелезаем через забор, если у них закрыто. Территория вокруг дома должна быть под твоим контролем. Я — внутрь. Все пойдет нормально — один раз стукну через пару минут в окошко, тогда и присоединишься ко мне. Стукну три раза — оставайся на месте и бди. Если сигнала не будет, что делать знаешь.
— Понял.
Калитка Татариновых оказалась запертой, но свет в доме горел. Майор показал Жарких на забор. Тот легко перемахнул через двухметровую ограду и затаился во дворе. Посохин ухватился за доски и, подтянувшись, перебросил одну ногу за другой через край забора. Неловко спрыгнув вниз, он тихо выругался:
— Черт, кажется, коленку ободрал. Разъелся начальничек. Может, уже килограммов сто будет.
Он хлопнул старшего лейтенанта по плечу.
— Пошел!
Жарких, пригнувшись, побежал к дому. Когда старший лейтенант притаился у стены, Посохин выпрямился и неторопливо направился к веранде. Жарких нырнул за угол.
Дверь в дом тоже оказалась закрыта. Посохин пожалел, что не захотел тревожить участкового.
Майор два раза аккуратно постучал в стекло. На веранде загорелся свет.
— Кто там еще? — раздался за дверью женский голос.
— Елена Владимировна, добрый вечер! Я майор Посохин из уголовного розыска. Нужна ваша помощь.
— Чего еще?
— Нам понятые нужны.
— Кто?
— Понятые. Вот мое удостоверение.
Клацнул замок и дверь приоткрылась. Посохин протянул вперед руку с корочкой, одновременно вставив незаметно ногу в дверной проем.
Женщина в дверях, прищурившись, пробежала глазами по документу.
— Можно? — почти по-свойски спросил Посохин.
Женщина отступила на шаг.
— Что вы хотели?
— Ваш сын дома?
— Дома, — немного растерявшись, ответила женщина.
— Мне нужно с ним поговорить.
— Зачем?
— По имеющимся у нас сведениям, ему вчера звонил по телефону один человек, который нас очень интересует.
— А…
— Простите, что так поздно, но обстоятельства вынуждают. Вы не могли бы позвать Андрея сюда, но не говорите, кто к нему пришел. Просто, скажите, что кто-то, мол, из твоих пацанов приперся. Не волнуйтесь. С Андреем все в порядке. Идите.
Женщина нерешительно развернулась.
Посохин выключил свет и стал за приоткрытую дверь, ведущую в комнаты. Было слышно, как там кто-то разговаривает.
На веранде раздались шаги.
— Эй, ты где?
Голос был почти мальчишеский.
Посохин вышел из-за двери и, дернув на себя невысокого паренька, тут же ее захлопнул.
— Тихо, — прошептал майор, прижимая подростка к стене. — Уголовный розыск. С кем ты вчера разговаривал по телефону в одиннадцать часов вечера?
— Я… не помню.
— С Бураковым? Ну?! Отвечай!
Посохин слегка надавил подростку на грудь. Паренек кхекнул. Майор погладил его по голове.
— Не тяни, малыш. Раньше сядешь — раньше выйдешь.
Посохин почувствовал, как у паренька зачастило сердце.
— Смелей, Андрюха!
— С Таганковым. Лехой, — с трудом выдавил из себя подросток.
— А с Бураковым не разговаривал?
— Вчера нет.
