Эти насмешливые слова отравленной стрелой вонзились в сердце Генри Гардинга. Со дня его плена его привязанность к сестре Луиджи Торреани росла не по дням, а по часам.
Подавленный горем, Генри хранил мрачное молчание. Да и что он мог сказать?
— Товарищи, — начал снова его палач, — доказательство измены у вас перед глазами. Не удивляйтесь теперь, что солдаты преследуют вас. Нам остается только узнать изменника.
— Да, да, — заревели разбойники, — изменника! Кто он?.. Давайте его нам!
— Пленник, — продолжал начальник, — написал письмо, оно отослано, раз его нет при нем. Кому оно было адресовано? Кто его снес? Кто ему достал бумагу, чернила и перо? — вот что надо узнать.
— Кто его стерег? — спросил один голос.
— Томассо, — отвечало несколько голосов.
— Томассо! Где Томассо? — заревели все.
— Здесь, — ответил разбойник, выступая вперед.
— Отвечай, это ты сделал?
— Что сделал?
— Доставил пленнику письменные принадлежности.
— Нет, — с твердостью отвечал Томассо.
— Не теряйте времени на расспросы этого человека, — воскликнула Попетта. — Если есть виновный, то это я.
— Это правда, — сказала ее соперница некоторым разбойникам, — она сама ему все принесла.
— Молчать! — крикнул громовым голосом начальник, заставив смолкнуть поднявшийся ропот.
— Зачем ты доставила пленнику письменные принадлежности, Кара Попетта?
— Для общей пользы, — отвечала разбойница, запинаясь.
— Это каким образом? — крикнули разбойники.
— Черт возьми, — возразила обвиняемая, — вы не понимаете! Между тем, это ясно.
— Говори, говори!
— Хорошо, замолчите, я буду говорить.
— Мы слушаем.
— Ну, так вот. Я так же, как и вы, хотела поскорее получить выкуп и думала, что письмо, которое он раньше написал, было недостаточно убедительно. Во время вашего отсутствия я уговорила его написать другое письмо.
— Значит, он написал своему отцу? — спросил один голос.
— Разумеется, — отвечала Попетта.
— Куда оно было отправлено?
— На почту, в Рим.
— Кто его носил в Рим?
Попетта отвернулась, точно не слыхала вопроса.
— Товарищи, — сказал начальник, — узнайте, кто отлучался во время нашего отсутствия.
Поиски были недолги. Обвинительница Попетты немедленно назвала разбойника, носившего письмо.
Это был новичок, недавно принятый в шайку, которого еще не брали в экспедиции. Подвергнутый перекрестным вопросам, он тотчас же во всем сознался.
К несчастью, он умел читать и знал настолько арифметику, чтобы отличить, что он снес два письма вместо одного. Он сознался, что одно письмо было писано к отцу пленника. До сих пор Попетта не солгала.
Погубило ее второе письмо, написанное Луиджи Торреани.
— Слышите, — крикнуло зараз несколько разбойников, не обращая внимания на имя Торреани… — синдик Валь д'Орло… вот почему нас преследуют солдаты! Всякий знает, что Франческо Торреани никогда не был нашим другом!
— И к чему это такое ухаживание за пленником? — заговорила опять доносчица, желавшая занять место обвиняемой. — К чему его закармливать нашими лучшими кушаньями? Поверьте, товарищи, нам изменили!
Бедная Попетта, ее час пробил! Супруг ее нашел, наконец, желанный повод, чтобы отделаться от нее. Теперь он мог сделать это безнаказанно и даже как бы справедливо.
— Товарищи, — начал он, скрывая свою звериную радость под видом глубокой грусти. — Мне нет надобности говорить вам, как тяжело мне слышать подобные обвинения моей любимой жены. И еще тяжелее, что я принужден признать эти обвинения справедливыми! Но мы все связаны одним законом, которому мы обязаны безоговорочно повиноваться. Мы все клялись, что всякий, кто нарушит его, будет немедленно предан смерти: будь это брат, сестра, жена или подруга… Вы меня избрали начальником, я хочу быть достойным вашего избрания!
С этими словами Корвино бросился на Попетту.
Раздался крик удивления и ужаса, немедленно сменившийся предсмертным стоном… Женщина тяжело упала на землю с кинжалом в груди, вонзенным по самую рукоятку.
Ни одной слезы сожаления, ни выражения ужаса, ни сострадания… Во всяком случае, если кто и жалел ее, то постарался это скрыть.
Убийца спокойно направился в свое жилище и заперся в нем скорее из приличия, чем от горя.
Несколько разбойников подняли тело и зарыли в долине, сняв предварительно все драгоценности.
Пленник, отведенный в свою темницу, смог там предаться размышлениям о виденной им драме. Убийство бедной Попетты показалось ему предзнаменованием еще более ужасной судьбы, ожидавшей его.
Глава XXXVI. ХИРУРГИЧЕСКАЯ ОПЕРАЦИЯ
Следующие три дня в логовище разбойников царила совершеннейшая тишина. Обычный шум и крики сменились мрачным спокойствием, постоянным спутником каких-нибудь ужасных событий.
Начальник оставался у себя за запертыми дверями, как бы показывая этим, что он оплакивает убитую.
На четвертый день случилось событие, вернувшее жизнь шайки в обычную колею.
Незадолго до заката солнца часовой возвестил сигналом о прибытии гонца. Это был тот самый крестьянин, который ходил за деньгами Генри Гардинга.
На этот раз он принес известие начальнику шайки.
Генри узнал об этом только тогда, когда увидел входящего к нему Корвино с письмом в руке.
— Так вот как, — кричал раздраженный начальник, — синьор Inglese в ссоре со своим отцом! Тем хуже для вас. Непослушный сын заслуживает наказания. Если бы вы лучше себя вели, ваш почтенный отец действовал бы иначе и спас бы ваши уши. Теперь вы их лишитесь. Но утешьтесь! Они останутся в семье. Мы срежем их как можно осторожнее и пошлем в письме к вашему отцу. Товарищи, выведите его отсюда, такую операцию нельзя делать в темноте.
Молодого англичанина вывели или, вернее, вытащили из темницы. Он тотчас же был окружен всей шайкой, мужчинами и женщинами.
По знаку начальника Догги Дик пошел за ножом.
Два разбойника поставили молодого человека на колени, третий сорвал с него шляпу, четвертый поднял его прекрасные каштановые кудри и обнажил уши.
Мужчины и женщины с одинаковым удовольствием готовились к кровавому зрелищу.
Гнев сверкал во всех глазах. Ренегат умышленно распустил преувеличенные слухи о богатстве пленника и разжег их алчность. Раз выкуп ускользал из их рук, пленник должен расплатиться собственными страданиями за обманутые ожидания.
Блеснул нож, но в ту же минуту Генри нечеловеческим усилием высвободил руку и закрыл ею ухо. Это инстинктивное движение, конечно, не могло спасти его, и Генри это знал.
И тем не менее его уши были спасены.
Корвино, стоявший возле пленника, вдруг вскрикнул от удивления и приказал остановить экзекуцию.
