Глава шестнадцатая
ТАИНСТВЕННЫЕ СИГНАЛЫ
Володя проснулся рано. Барбос и Немой еще спали. У гаснущего костра сидел Сазонов.
«Караулит», — неприязненно подумал Володя.
Он поднялся и подошел к Наташе. Слегка потряс плечо девушки:
— Вставай.
Наташа откинула одеяло и села. Сонная, с падающими на прищуренные от яркого солнца глаза спутавшимися русыми волосами, она казалась маленькой, совсем девочкой.
— Вставай, вставай! — мягко поторопил ее Володя. — Смелее.
Наташа сидела, протирая кулаком глаза, потом легким кивком подозвала Володю поближе.
— Я решила разговаривать с ними, — она кивнула в сторону Сазонова, — на их языке.
— На их языке? — не понял Володя.
— Да. Надо бороться. Они нас пугают…
Поделиться планом, придуманным ночью, Наташе не удалось.
— Поднимайсь! — зычно, по-военному крикнул Сазонов.
Барбос и Немой поднялись и потащили свои подстилки из ягеля к костру. Сухой мох вспыхнул, высоко взметнув белое гудящее пламя. Не успело пламя опасть, как Барбос бросил в него подстилки Наташи и Володи. Скоро от ягеля осталась лишь груда жара, подернутого трепещущей серой пленкой золы.
Завтракали молча. Вчерашняя стычка возле обрыва обнажила истинные отношения в маленькой группе. Незачем стало скрывать их под напускной сдержанностью.
— Кончай загорать! — встал Сазонов. — Заспались!.. До десяти часов.
За ним стали собираться и остальные. Одна Наташа продолжала неторопливо причесываться.
— Не слыхала, что ли? — прикрикнул на нее Барбос.
Наташа подняла на него посветлевшие от гнева глаза и, отчеканивая каждое слово, твердо произнесла:
— Мне спешить некуда.
— Заставим — так поспешишь!
— Попробуй.
— Не станешь подчиняться — силу применим.
— Силу? — Наташа презрительно сощурилась. — Ты?
В ее нескрываемом презрении, в обращении на «ты» было нечто новое, встревожившее Барбоса.
— Вставай!
Наташа все так же неторопливо продолжала расчесывать волосы.
Барбос схватил руку девушки, резко завернул ее за спину. Наташа невольно вскрикнула и приподнялась на колени.
Вся выдержка Володи, с таким трудом дававшаяся ему, сразу исчезла.
— Бандит! — крикнул он и, не помня себя от ярости, рванулся к Барбосу.
Сазонов схватил его сзади за куртку и отбросил в сторону. Барбос выпустил руку Наташи. Торопливо вырвал из кобуры пистолет. Сазонов быстро перехватил его запястье и отвел оружие в сторону.
— Убери! — коротко приказал он. — Кому говорю?
— Хватит! — прохрипел Барбос, вырывая руку. — Возжаться тут с ними! Сопротивление властям оказывают. Гады!
Наташа вскочила на ноги и загородила собой Володю.
— Стреляй! — Голос ее сорвался и прозвучал тихо, а потому как-то особенно значительно. — Стреляй, Барбос! Хоть перед смертью буду знать, что тебя расстреляют, как бешеную собаку.
— Разбежалась! — злобно бросил Барбос. — Расстреляют!
— Да, да! — Светлые огоньки в голубых глазах девушки вспыхнули еще ярче. — За убийство — расстрел. Закон-то ты знаешь, бандюга.
— Расстрел? — Глаза Барбоса сузились, как у волка, готового прыгнуть на добычу. — В здешних горах сто лет человека не было и еще сто лет не будет.
— Спрятаться хочешь? Бежать? Нет, Барбос. Не уйдешь! Да тебя на дне морском найдут. Не для того посылают комсомольцев в Заполярье, чтоб какие-то барбосы их убивали. Для тебя тундра — мешок. И завязки от этого мешка в крепких руках. Советская власть держит их вот как! — Для большей убедительности Наташа вытянула обе руки и стиснула маленькие крепкие кулаки.
— Больно храбра с утра! — огрызнулся Барбос. — Чего ж ты шла с нами, как ярочка? Или вчера Советской власти еще не было?
— Вчера я верила, что вы действительно милиционеры. Потому и шла.
— А сегодня?.. — Барбос угрожающе пригнул голову. — Сегодня не пойдешь?
«Зарвалась! — мелькнуло в сознании Наташи. — Заставят пойти. Разговор-то пошел начистоту. Им терять нечего. За оружие схватились».
— Ну? — подогнал ее Барбос. — Не пойдешь?
— Нет, Барбос! — с неожиданным даже для себя спокойствием ответила Наташа. — Теперь-то я от вас не отстану. Если вы даже отпустите меня, так я сама пойду за вами. Пойду, чтобы помочь поймать вас.
— Поймать?.. — Барбос широко осклабился, будто услышал что-то очень смешное.
— Да, да! Поймать, — продолжала Наташа. — Ведь если пропадут два новосела — все поднимутся искать нас: милиция, воинские части, пограничники, комсомол! Ни одного камушка не оставят в тундре непроверенным. Трещинки не найдешь, Барбос, чтоб заползти в нее и отлежаться.
Убежденность Наташи, широкое движение руки, как бы подтверждающее, что со всех сторон уже идут люди выручать попавших в беду новоселов, смутили Барбоса. Окружающая его горная тундра сразу обрела новый, враждебный облик. Опасность могла таиться здесь в любой складке, рощице. Барбос хотел ответить Наташе, показать, что не ей, девчонке, бороться с ними, опытными тундровиками. Надо было сломить дерзкую, посмевшую противиться им. Но нужных сильных слов не хватало. Ругань не убеждала девушку и не страшила. Оставалось последнее средство — сила.
Барбос схватил жесткой рукой Наташу за шею. Девушка побледнела от боли и обидного сознания своей беспомощности. Она хотела что-то сказать — и не могла. Невольные слезы скатились по ее щекам…
Этого Володя выдержать не мог. Горячность прорвалась в нем внезапно и мощно, сметая все доводы рассудка. Пригнув голову, он бросился на Барбоса. Свалил юношу удар рукояткой-пистолета по голове…
…Володя очнулся. Голова его лежала на коленях у Наташи. С трудом раскрыл он глаза. Сазонов повернулся к нему спиной и зачем-то поправлял догорающие в костре головешки.
Немой стоял в стороне и смотрел на происходившее равнодушно, как посторонний.
Барбос поднял пистолет, навел его на Володю и сипло спросил:
— Говоришь… не выстрелю?
— Нет! — мотнула головой Наташа, прижимая к себе товарища. — А хочешь сам получить пулю в лоб… стреляй.
Володя увидел черный глазок дула и почувствовал, как лежащая на его лбу рука Наташи похолодела, стала влажной. В памяти его с изумительной быстротой и отчетливостью пронеслась вся недолгая жизнь: проводы отца на фронт, школа, походы за Оку, Кавказ, двухцветный зал горного училища, получение комсомольской путевки, веселый шумный эшелон… Володя собрал всю свою волю, силой отстранил тяжело дышащую Наташу, приподнялся и осипшим, срывающимся от волнения голосом произнес: