уже на пятом счёте, а свечные огарки и вовсе плавились, упорно не желая загораться.
В противовес этим своим неудачам по схеме закалки я продвигался пусть и не слишком быстро, зато стабильно и день ото дня заходил всё дальше и дальше. Иногда попадались площадки вроде той, что была у входа — по словам Грая они предназначались для каких-то совершенно ненужных в моём случае медитаций, но я всё же взял за правило задерживаться там и переводить дух. Разглядывал сложные колдовские схемы, изображения которых непременно покрывали в таких вот местах стены или колонны, а заодно избавлял себя от остатков проклятий. Точнее — избавить пытался.
Фиолетово-чёрную гадость я сжимал в плотный шарик под правым коленом. Сумел вычистить из ауры все призрачные отростки, а вот сердцевина зловредных чар моим усилиям не поддавалась. Всякий раз, как подступался к ней, боль накатывала с такой силой, что проще было отпилить ножовкой ногу.
Второе проклятие оказалось чуть менее прилипчивым. Под натиском бушевавшей в подземелье энергии пурпур скукоживался, и очищение от него было всего лишь сродни сдиранию с себя кожи. Со временем в моей ауре образовался ещё один сгусток чужеродных чар, который я намеревался слить с первым, дабы избавиться от всей гадости разом. Грай этот план одобрил.
— Продолжай, — кивнул приютский врач после очередного изучения моего духа. — Случай непростой, а чем больше ослабишь связь проклятия с телом, тем проще будет от него избавиться.
Ну я и продолжил. По мере продвижения вглубь зала напор энергии становился всё резче и злей, и вместе с тем она не текла от якоря, а скорее кружила вокруг него, время от времени влетая внутрь сиявшей на полу колдовской схемы и оранжевыми искорками уносясь куда-то вверх.
При одном только взгляде в ту сторону меня немедленно начинало мутить, а всё кругом становилось зыбким и нереальным, к последней площадке для медитаций я подбирался, уставившись в пол. Энергетический шквал едва не сбивал с ног, всего так и пропекало насквозь, но — дошёл! Справился!
Какое-то время я просто пытался отдышаться и свыкнуться с напором силы, но лучше не становилось, наоборот — мало-помалу стал проваливаться в забытьё.
Тогда сел ровно, и взгляд сам собой зацепился за колонну, на которой оказался начертан очередной затейливый рисунок. Что-то в контуре человеческой фигуры показалось знакомым, я пригляделся и сразу на ум пришёл заляпанный кровью лист из дома звездочёта.
Ну точно!
Один в один! Только здесь линии провели не синие и красные, а оранжевые и чёрные. И не линии даже это были, а стрелочки.
Оранжевые стрелки со всех сторон проникали в тело и постепенно сливались в шесть основных, которые уходили к пламенному шару в районе солнечного сплетения фигуры. От него расходились четыре линии, только уже чёрные — они подобно спицам тележного колеса, упирались в кольцом охватившую ядро окружность. Вспомнилось невесть когда и где услышанное слово «оправа».
Сверху к этой самой «оправе» нимбом примыкало вытянутое полукружие. И от той, и от другого в ноги, руки, к обеим ключицам и голове уходило по меридиану. Парные линии сливались в единую узловую точку, и только в кистях изобразили по ещё одной окружности с отростками-пальцами. Всего соединений набралось тридцать шесть.
«Да это же тот самый абрис!» — сообразил я, тут-то меня и окликнули.
— Ну наконец-то! Я совсем тебя заждалась!
Вздрогнув от неожиданности, я обернулся на голос и едва об удержании приказа отторжения не позабыл: из окольцевавшей призрачный якорь вязи сияющих символов на меня глядела Рыжуля!
Какого чёрта⁈
Горло будто удавкой сдавило, не сумел выдавить из себя ни слова.
Столько времени гнал, гнал и гнал от себя мысли о рыжей девчонке — и вот она стоит передо мной! Совсем без одежды!
Черти драные! Это ещё как⁈
Да быть того не может!
Впрочем — этого и не было. Если грудь Рыжули ещё худо-бедно просматривалась, то низ живота затянуло непонятное марево, словно стыдливый художник не довёл свой гениальный рисунок до конца. А потом девчонка и вовсе сгинула, будто мираж.
«Чёртов девственник», — послышался злобный шепоток, и сразу в круге возникли две безликие фигуры.
— Иди к нам, сынок! Мы так скучаем по тебе!
Я оскалился и резко бросил:
— Снова мимо!
И тогда неведомая тварь меня достала, подобрав отмычку и подцепив на крючок.
Торт. Мне пригрезился торт со взбитыми сливками и восемью свечами. Тот самый, что пообещала на очередной день рождения тётка и которого я так и не получил.
Мой торт!
Но нет — он никак не мог быть моим. Свой восьмой день рождения я справлял уже с босяками, и значит, это чудо чьё-то чужое.
А я чужого не беру!
Рот наполнился слюной, меня со страшной силой потянуло к якорю, но сначала притормозил зарок, а дальше я уже опомнился и попятился прочь.
— Хитрый сучонок! — прошипело незримое нечто, но что за погань пыталась забраться мне в голову я разбираться не стал и бросился наутёк.
Когда поведал о случившемся Граю, тот лишь плечами пожал.
— Якори частенько притягивают к себе потусторонние создания. Не волнуйся, они там со временем сгорают.
Не волнуйся⁈ Меня так и передёрнуло.
— Да кто это такой вообще⁈
— Бес! — уверенно заявил врач, покрутил ус и предположил: — Вероятно, один из повелителей похоти. Тебе его бояться не стоит.
— Повезло, что никакую девку огулять не успел! — хохотнул Лучезар, перехватил укоризненный взгляд наставника и насупился. — Но ведь повезло же?
— И ему, и всем нам, — подтвердил Грай.
Но ассистент с этим утверждением не согласился.
— Так себе везение! До выпускных испытаний седмица осталась, а он до сих пор свечу зажечь не может! Послал Царь небесный бездаря!
У меня и без того щёки припекало и уши горели, а тут и вовсе такая злоба разобрала, что словами не передать.
— Да засунь ты эти свечи себе в задницу! — рявкнул я и не просто открылся небесной силе, но одним рывком втянул столько оранжевого сияния, сколько едва ли мог выплеснуть из себя за один раз. После вскинул руку и нацелил её на подсвечник, уже даже сосредоточился на одном из фитилей, когда вдруг вспомнил слова монаха, учившего послушников нагревать медные гонги.
Жечь — просто! Сложно фокусировать всю энергию в нужном месте!
И я направлять выброс на кончик фитиля не стал,
