воду, что-то обдумывая, но, махнув рукой, всё же устроилась рядом с мужем прямо в одежде, как была.
М-да, девке-то разоблачаться перед мужиками как-то не того… стеснительно. Чего-то не подумал никто.
Мне приглянулось дерево, чьи ветви опускались до самой воды. Я выбрал ветку покрепче и улёгся на неё животом. Как ни крепка была ветвь, но под моей тяжестью всё-таки опустилась до самого озера, а конец ушёл под воду.
Оглянулся. Ррык по примеру Уруса устроился на мелководье, но на отлёте от молодых. Вроде все расположились.
Я вздохнул и поёрзал, ветка закачалась, то глубже окунаясь макушкой в воду, то пружиня немного вверх. Лежать было вполне удобно – от основной густым веером расходились веточки помельче, создавая широкую упругую подушку. Вгляделся в воду – а свечку куда прилаживать?
Задумался. Тимофеич-то вовсе на ладони огонёк палил. И как же это? Верно, хитрость какая-то. Может, иллюзия? Маг про иллюзии рассказывал… Да нет, мы сейчас именно зажиганием огня занимаемся, а иллюзии изучать, помнится, он нам позже обещал.
Да вроде ж тут неглубоко, вон и дно песчаное просвечивает. Свечку в песок и воткнул.
А хорошо-то как! Водичка тихонько плещет, в деревьях птахи звенят. Тепло, солнышко светит, но лёгкие облака то и дело по небу скользят, не давая распалиться зною. А мне в тенёчке под кроной дерева и вовсе хорошо. Аж дремотно стало… После двухчасовой-то прогулки по лесу!
– Аоуа-а, – зевнул.
Да, не особо удаётся поспать в последнее время – Тимофеич нас совсем в оборот взял, даже по выходным заниматься заставляет, разве чуть раньше отпускает. Уж забыл, когда с друзьями последний раз встречался.
Точно, после праздника оборота сидели, смеялись – парни меня ещё дразнили, а потом никак не получалось, разве что на бегу, повстречавшись на улице, перекинешься парой слов. А брат ещё про поцелуи с девчатами говорил… Какие уж тут поцелуи да гуляния в стога?
Под такие мысли глаза стали потихоньку закрываться.
И тут ка-ак шарахнет!
Я только и увидел, запоздало вскинувшись, как на меня что-то сверху летит, как будто стенка падает. Ну, и упало… С ног до головы огроменная волна окатила, сбросив с ветки в воду, да ещё по макушке палкой приложило. Не так больно, как ошарашило от неожиданности.
Ясно дело, воды хлебанул. Даром, что не над омутом устроился, воды по пояс не будет. Да когда с ветки-то стряхнуло в озеро, сразу и не разобрался где верх, где низ. Вода этим и коварна, особенно в момент неожиданности.
Высунулся из воды, кашляю, плююсь, глазами хлопаю, а недалече человек маячит лицом кверху. Глаза закрыты, вокруг головы рыжие волосы колышутся – вроде как баба, женщина то есть… Да не в себе. Вон, не шевелится! Того и гляди под воду уйдёт, захлебнётся. Я сходу бросился к ней, подхватил под мышки да поволок к берегу.
Мнилось, что рыжую Лийсу спасаю, а того невдомёк, что лисица от меня шагах в двадцати сидела, да ещё и Урусом отгородившись. Как бы она оказалась рядом так быстро? И в сарафане она была. О, а баба-то вроде как голая! Грудь интересно колышется…
Да не до того – успеть бы спасти утопленницу. Уж возле самой кромки воды баба ожила, глаза вытаращила и стала из рук вырываться. Дурёха голосить принялась. Я поднатужился и выволок её на песок.
Ой, Ррус Трёхлапый, у неё хвост! Да не лисий, а рыбий хвост вместо ног! Это ж – не Лийса!
И как рыбина на песке извивается, к воде тянется, руками подпирается, хвостом крутит и к озеру ползёт. Плюх! Меня опять водой окатило!
А русалка, уж теперь понятно, что вовсе не Лийса, в воде на одном месте крутится и бранится – да так забористо, как не от каждого мужика услышишь. И обзывается. Козлом плешивым назвала. Обидно, я ж – олень и совсем не плешивый… И старался, спасал!
За спиной раздался смех. Оглянулся – брат аж на траву свалился, хохочет. Рядом с ним Лийска присела, в коленки уткнулась, а плечи ходуном ходят. Тимофеич вроде как не смеётся – стоит, усы да бороду оглаживает, а глаза-то всё равно щурятся в усмешке.
Развожу руками:
– Я думал, утонула… Ну, и спасать… а она того…
– Ха-ха-ха-ха!!! И-и-и… – заходился Ур.
Из-за куста за спиной мага показался Ррык. А вот дядьке чего-то невесело. Лицо потерянное, и глаза куда-то под ноги глядят. Чего это с ним?
А на озере-то вдруг вода расплескалась, на берег волны накатили одна за другой, не так чтоб большие, но частые. Поодаль от берега воронка в воде закрутилась, постепенно увеличиваясь. Уж казалось, какое-никакое чудище водяное сейчас вылезет!
Чего-то неуютно стало, даже поближе к магу отступил.
А Тимофеич-то стоит, также усмехается и безобразие водяное совсем его не смущает. Пока на шамана оглядывался, появление озёрного хозяина и проморгал.
К озеру повернулся, а там уже никакой воронки нет, а из воды мужик по пояс высовывается. По виду совсем обыкновенный – в рубахе полотняной, возрастом примерно, как Тимофеич, да и наружностью чем-то на мага похож, но волос на голове и в бороде чуть в зелень отдаёт. Хм, сам сидит в воде, а рубаха-то у него сухая! А голос совсем обыкновенный. Если бы столкнулся с таким на берегу или в лесу, то сроду бы не подумал, что с водяным жителем встретился.
А за спиной мужика вода разбурлилась, русалки… одна… другая… да ещё… И откуда их столько взялось-то? И озеро-то не такое уж и большое.
– Эй, Чирка, чего творишь? Уговор был тихонько магичить, а не безобразить. Ты почто фулюганов привёл? Смотри, как моих девок от ваших фокусов разобрало. Налинка, даром, что русалка, и то чуть не утопла – это ж надо, так над нежными моими рыбками изгаляться!
Это кому он говорит?
Недоумённо закрутил головой, ища глазами того, кого водяной Чиркой назвал. Кроме нашей компании во главе с Тимофеичем и вожаком никого на берегу не видно.
Странно… Кто же такой этот Чирка?
Тут шаман голос подал:
– Ты, старый сом, чего меня, как дитя именуешь? Перед младшими позоришь? Подумаешь, болото твоё взболтали немножко…
– Боло-ото? Боло-о-ото?! Ах, ты ж, жабий головастик, я без штанов ещё твоего прадеда видал, а ты… да ты против меня – малёк сушёный, а туды ж, плавники растопырил. Моё озеро любимое боло-отом обозвал!
По мере того как водяной возмущался, голос его становился всё громче, наливаясь силой. И если поначалу звучал по-человечески, то по мере того, как водяной хозяин сердился, его слова становились всё громче, трансформируясь в громовые раскаты. В нас полетели брызги воды, да не сверху, а из озера густым дождём плеснуло.
Из водяной мути неслись причитания:
– В болоте кикиморы живут. Слышьте, рыбоньки? Он вас
