– Ты что, собираешься воевать с ними?
– Пока нет. Но когда мы окажемся в цивилизованном мире, когда сделаем соответствующее заявление и предъявим права на эту землю, они тоже могут выступить с претензиями.
– Ну, разумеется. Они здесь живут.
– Что значит, здесь живут? Мало ли куда могут забраться дикари! Разве они понимают, что это не просто земля, что это своего рода движимое имущество, это ценность? А всякая ценность должна иметь своего хозяина, цивилизованного хозяина, который мог бы закрепить это соответствующим юридическим актом. Я тут прикинул, Крымов… За этот остров, если все обставить, как следует, можно отхватить такие деньги! Голова идет кругом. И я предлагаю тебе, официально предлагаю, стать пайщиком в этом деле. Я, как ты знаешь, первым открыл этот остров. Но поскольку теперь появились еще эти черномазые… Словом, объединимся, Крымов! Вместе мы разделаемся с любыми дикарями. Что же касается доли, какую я могу тебе предложить…
– Постой, Курт! Не надо мне никакой доли. Да и ты не получишь никаких денег. В самом деле, по какому праву ты хочешь распоряжаться этим островом?
– Как по какому праву? По праву первооткрывателя. Во все времена было непреложным законом, что тот, кто первым вступает…
– Куда вступает? Ты сам сказал, что это необыкновенная земля. Это уникум, явление, может быть, единственное на всей планете. И потому принадлежать оно должно всем людям, всему человечеству. Остров этот, конечно, представляет громадную ценность. Но ценность прежде всего научную. И я считаю, что здесь должна быть создана международная научная станция.
– Нет, ты просто неисправимый идеалист! Международная станция! Это в современном-то мире, где только и глядят, как бы схватить друг друга за горло. Будь уверен, если остров не захватите вы, русские, его сейчас же приберут к рукам американцы. Только частная собственность сейчас может еще дать какую-то гарантию. Что же касается всех этих утопий о принадлежности всему человечеству,…
– Почему утопий? Возьми Антарктиду. Там прекрасно сотрудничают ученые ряда стран, и никто ничего не собирается прибирать к рукам.
– Так то Антарктида. О ней слишком хорошо все знают. А кто и что знает об этом острове? Не будь наивным мальчиком! Представь себе, что завтра здесь пришвартуется американский авианосец и высадится американская морская пехота. Пустят они сюда каких-то ученых, каких-то представителей «человечества»? Как бы не так! На пушечный выстрел не подпустят ни одну шлюпку, ни один катер. Даже ваши подводные лодки сюда нос не сунут!
– Вот чтобы не случилось ничего подобного, мы и должны сделать все, чтобы еще до этого об острове узнал весь мир, все люди Земли.
– И ты действительно хочешь сделать это?
– Все, что будет в моих силах!
– Но ведь ты дал мне слово, что не претендуешь на остров.
– Я и сейчас не претендую. И сделаю все, что смогу, чтобы никто не мог претендовать.
– Та-а-ак… Значит, ты решительно отказываешься от моего предложения.
– Отказываюсь.
– И не дашь мне самому распорядиться островом, как я хочу?
– Не дам.
– Вот как ты заговорил! – глаза немца блеснули холодом металла. – Смотри, не обожгись, Крымов! Пора тебе, пожалуй, узнать, с кем имеешь дело. Буквы НДП тебе ничего не говорят?
– Во всяком случае, ничего нового. Я давно догадывался, что ты из породы неофашистов.
– Оставь свои ярлыки при себе, г-н коммунист! НДП – это будущее Германии. Но главное, что тебе следует знать, – в достижении своих целей мы не останавливаемся ни перед чем.
– Знаю и это.
– И хочешь все-таки встать на моей дороге?
– У каждого своя дорога. Я со своей не сверну.
– Ну, хор-рошо! – процедил немец, направляясь к шалашу. Ты пожалеешь об этом.
«Бедный Жан!…» – внезапно пронеслось в голове у Дениса. Только теперь он отчетливо осознал, что тот едва ли стал просто жертвой несчастного случая. Эта мысль мелькала у него и прежде. Но, занятый поисками пропавшего товарища, Денис гнал ее от себя, несмотря на все намеки Эвелины. А вот сейчас стало ясно, что Курт в самом деле мог убить Жана.
Денис вспомнил, как незадолго до своего исчезновения Жан порывался что-то сказать ему о немце, видимо, случайно открыв какую-то его тайну. И это стоило ему жизни.
А вот теперь Денис сам вступал в открытую борьбу с фашистом. Так, может, остановиться? Учесть страшный урок Жана?
Нет! Нет и нет! Именно в память о Жане, в память о миллионах других французов, поляков, русских, павших от рук нацистов, он не отступит.
Утро следующего дня снова застало Дениса в пути. Встав с восходом солнца, он решил еще до завтрака походить по острову в надежде встретить кого-нибудь из тех, кто так недвусмысленно оказывал ему свое расположение. Он не был, конечно, уверен, что встретит обязательно юную мисс Томпсон. Но надежда на это не покидала его ни на минуту.
Прежде всего он двинулся к берегу Круглой бухты, с тем, чтобы еще раз побывать на развалинах хижины и попробовать пройти по тропинке, которую заметил в бинокль со скалы. Тропинка эта была небезынтересной сама по себе, поскольку имела в прошлом несомненную связь с хижиной. Однако еще больший интерес вызывала подковообразная скала, в которую упиралась тропинка. Наблюдая за ней со смотровой площадки в бинокль, Денис заметил, что именно там чаще всего вертелась рыжая обезьянка. Между тем, он давно обратил внимание на то, что обезьяна была как-то связана с живущими здесь людьми, а вчера вспомнил к тому же, что Грей рассказывал, будто с мисс Нормой на острове осталась ее ручная обезьянка. Все это могло быть, конечно, лишь случайным совпадением, но… Во всяком случае, у скалы стоило побывать.
Приняв такое решение, Денис спустился к океану и зашагал вдоль берега бухты. Утро только начиналось. Солнце едва поднялось над Китовым мысом, и добрая половина бухты оставалась в тени. Но воздух был уже достаточно теплым, на остров окончательно пришло или остров окончательно вошел в настоящее лето.
Денис вышел на пляж, от которого начиналась тропа, и остановился: трава на тропинке была сильно примята, словно по ней проволокли что-то большое и тяжелое. Озадаченный этим неожиданным обстоятельством, он начал всматриваться в непонятные следы на земле, как вдруг услышал… стон.
Денис насторожился, напряг слух. Через минуту стон повторился – ясно, отчетливо. Не оставалось сомнения, что стонал человек, по-видимому, мужчина, где-то совсем неподалеку.
Подавив невольный страх, Денис поднялся вверх по склону и, раздвинув кусты, действительно, увидел мужчину, распростертого на траве. На вид ему можно было дать лет сорок-сорок пять. Глаза у незнакомца были закрыты. Одежда, брови, волосы на голове казались белесыми от соли. Видимо, несчастного долгое время носило по волнам, и теперь он страдал от жажды.
