Генри Пикеринг слушал его крайне внимательно и задавал наводящие вопросы только в том случае, если Крейг замедлял повествование.
Один раз он спросил:
— Кое-что я до сих пор не понял, Крейг. В чем заключается разница между матабелами, ндебелами и синдебеле. Можете объяснить?
— Француз называет себя французом, а англичане совсем по-другому. Матабел называет себя ндебелом, а мы называем его матабелом.
— А, — Генри кивнул, — говорит он на языке синдебеле.
— Именно. На самом деле слово «матабел» приобрело дополнительный колониальный оттенок со времени обретения страной независимости…
Их разговор продолжался легко и непринужденно, поэтому Крейг крайне удивился, когда обнаружил, что они остались едва ли не одни в зале, а рядом со столиком стоит официант со счетом.
— Я лишь пытался сказать, — произнес Крейг, — что колониализм оставил в Африке ряд привнесенных ценностей. Африка их отторгнет и вернется к старым традициям.
— И, вероятно, станет значительно счастливее, — закончил за него Гёнри Пикеринг. — Так, Крейг, ты несомненно оправдал свое жалованье, и я действительно рад, что ты туда возвращаешься. Мне кажется, что скоро ты станешь самым эффективным полевым агентом на том театре. Когда ты намерен вернуться?
— Я прилетел в Нью-Йорк только за чеком.
Генри Пикеринг засмеялся своим заразительным смехом.
— Ты намекаешь при помощи кувалды, я уже дрожу от перспективы когда-нибудь услышать от тебя прямое требование. — Он расплатился по счету и встал. — Наш адвокат уже ждет. Сначала ты отдашь нам тело и душу, и только потом я предоставлю тебе право на получение кредита на сумму пять миллионов долларов.
В лимузине было прохладно и тихо, хорошая подвеска позволяла сглаживать все неровности нью-йоркских улиц.
— Теперь расскажи подробнее о выводах Сэлли-Энн относительно главы браконьерской сети, — предложил Генри.
— В данный момент я не вижу более подходящей фигуры на роль главного браконьера и, возможно, лидера диссидентов.
Генри немного помолчал.
— Чем, как тебе кажется, вызвано нежелание действовать генерала Фунгаберы? — спросил он чуть позже.
— Он осторожный человек и африканец. Он не будет торопиться. Он все тщательно обдумает, аккуратно расставит сети, а когда начнет действовать, думаю, вы все будете поражены его разрушительностью, скоростью и решительностью.
— Я хотел бы, чтобы он получил от тебя всю возможную помощь. Полное содействие, прошу тебя.
— Ты знаешь, что Тунгата был моим другом.
— Он по-прежнему тебе верен?
— Не думаю, если он виновен.
— Отлично! Совет директоров весьма доволен твоими успехами. Мне приказали сообщить о повышении твоего вознаграждения до шестидесяти тысяч в год.
— Очень мило. — Крейг улыбнулся. — Очень поможет выплачивать проценты с пяти миллионов.
Было еще светло, когда Крейг вышел из такси у ворот пристани. Косые лучи заходившего солнца превратили отвратительный нью-йоркский смог в приятный сиреневый туман, сглаживающий угрюмые силуэты бетонных башен.
Крейг ступил на площадку трапа, угол яхты изменился и предупредил о его приходе человека в кокпите.
— Эш! — Крейг был крайне удивлен. — Эш Леви, добрая фея всех начинающих писателей.
— Дружище! — Эш направился к нему по палубе неуверенными шагами сухопутного человека. — Я не мог больше ждать, я должен был увидеть тебя немедленно.
— Весьма тронут. — Тон Крейга был крайне язвительным. — Ты всегда прибегаешь галопом, стоит мне попросить о помощи.
Эш решил не замечать язвительности и обнял Крейга.
— Я прочел, потом перечитал и запер в сейфе. — Голос его сорвался. — Это просто прекрасно.
Крейг еле сдержался, чтобы не сказать очередную колкость и внимательно поискал на лице Эша признаки неискренности. Но увидел в обычно непроницаемых глазах за стеклами очков в золотой оправе слезы.
— Крейг, это лучшее, что ты создал.
— Всего три главы.
— Я словно получил удар поддых.
— Нужно многое доработать.
— Не согласен с тобой, Крейг. Должен признаться, что я начинал сомневаться, сможешь ли ты написать еще одну книгу. Я сидел здесь несколько часов, много думал и вдруг понял, что могу процитировать куски прочитанных глав наизусть.
Крейг внимательно наблюдал за ним. Слезы могли оказаться отражением солнечных лучей от воды. Эш снял очки и громко высморкался. Слезы оказались настоящими, но Крейг все равно не верил, существовал лишь один способ проверить.
— Эш, можешь выплатить аванс?
Деньги были ему не нужны, но он нуждался в окончательном подтверждении.
— Крейг, сколько ты хочешь? Двести тысяч?
— Значит, ты говоришь правду? — Крейг облегченно вздохнул, почувствовав, что вечные сомнения писателя исчезли, пусть на короткий промежуток времени. — Эш, давай выпьем.
— Давай сделаем еще лучше, давай напьемся.
Крейг сидел на корме, задрав ноги на рудерпост, наблюдал, как влага образует маленькие бриллианты на бокале, и не слушал, как Эш восторгается книгой. Он позволил себе немного пофантазировать, насладиться приятными мыслями, причем не всеми сразу, а каждой в отдельности.
Приятных мыслей было много. Он вспомнил «Кинг Линн», и его ноздри заполнялись запахом богатых пастбищ Матабелеленда. Он думал о «Водах Замбези» и снова слышал хруст терновника под натиском огромного тела носорога. Он думал о двадцати главах, которые последуют за первыми тремя, и пальцы дрожали от предвкушения. Возможно, в этот момент он был самым счастливым человеком на земле.
Потом он вдруг подумал, что настоящее ощущение счастья наступает, если разделить его с другим человеком, и нашел внутри себя пустое пространство и тень тоски, когда вспомнил о странных глазах в крапинку и молодых чувственных губах. Он захотел рассказать ей обо всем, показать эти три первые главы и вдруг всей душой пожелал оказаться там, где была Сэлли-Энн, в Африке.
На площадке подержанных автомобилей, примыкавшей к аукционному залу Джока Дэниелса, он нашел неплохой «лендровер». Закрыв уши для пылких речей Джока, он слушал двигатель. Клапаны нуждались в регулировке, но стука не было слышно. Передний привод включался плавно, сцепление держало, тормоза работали. Когда он совершил пробную поездку по разбитым дорогам и глубоким оврагам на границе города, отвалился глушитель, но все остальное держалось крепко. Когда-то он мог разобрать и собрать свой старый «лендровер» за выходные, поэтому знал, что эту машину можно спасти. Он сбил цену на тысячу долларов, все равно переплатил, потому что торопился.
В «лендровер» он погрузил все, что удалось сохранить после продажи яхты: чемодан с одеждой, несколько любимых книг и кожаный сундук с бронзовыми углами, содержащий его главное сокровище — семейные журналы.
