Кроу, подошедший к нему за дрелью, остановился как вкопанный и тоже прислушался.
— Дейв, — доносящиеся издали звуки нарушали покой ночи. — Ты что-нибудь слышишь?
— Да, — признался Белами.
— Боже! Смотри — поднимается песок! — Кроу громко закричал. — Эй, стойте. Слушайте!
Голоса все ещё слышались за восточным гребнем дюн. Песок рассеивался и оседал в холодном свете луны. Работа прекратилась. Все смотрели на восток. Капитан Харрис сказал:
— Арабы.
— Кто?
— Бедуины, кочевники. На привале.
Кроу разозлился на капитана за это спокойствие. Они спасены! Надо же звать на помощь, кричать.
— Что же мы, черт побери? — только и сумел он сказать.
Тилни, неуклюже увязая в песке, побежал к дюнам, Харрис кинулся за ним, догнал, привёл обратно.
— Они дадут нам воды, они спасут нас. Ведь они нас спасут! — хрипел Тилни.
Капитан резко оборвал его:
— Не разговаривать! Сержант Уотсон, погасите свет, быстрее!
Все застыли в темноте. Голоса доходили до них сверхъестественным путём, как бы с неба.
— Да, — подтвердил Харрис. — Арабский диалект. Золлур. — Он слова обратился в слух, вытянувшись, как струна.
Минутой позже заговорил Таунс:
— Итак, кэп, что будем делать?
— Не знаю.
Стрингер потребовал:
— Мне нужен свет.
Моран глянул в его бледное лицо и понял, насколько спятил этот парень. Словно радуется, что приближается к настоящему безумию — это сродни удовольствию, которое получаешь от чесотки. И стал объяснять ему, как ребёнку:
— Группа кочевников только что остановилась на привал — вон там. Если у них есть лишние верблюды, они могут взять нас с собой, можно даже по двое на одно животное. Или, в крайнем случае, пошлют за нами спасателей.
Ответ Стрингера он предчувствовал:
— Я не могу работать без света.
Разные школы психиатрии придумали не меньше десятка названий для его типа умственного расстройства, подумал Моран. Самое точное: навязчивая идея. Парнем завладела мечта о машине, которую он должен построить и поднять в небо. Если все остальные уедут на верблюдах, он все равно останется здесь со своим фениксом и сгорит от собственной одержимости.
— Свет зажигать нельзя, — предупредил капитан Харрис, тоже обращаясь к нему, как к ребёнку. — Они не увидели его за дюнами, но могут обследовать окрестности в поисках колодца. Видите ли, мы пока не знаем, кто они, а они могут быть бандитами. Мистер Таунс, у вас на борту имеется оружие?
— Нет.
Харрис сжал губы.
— У нас с сержантом по пистолету. А у них может быть дюжина ружей. Силы явно неравны. Лучше вступить в переговоры.
Тилни изумлённо зашептал:
— Может, и спасут, — как можно мягче пояснил Харрис: кругом одни дети. — Но понимаешь ли, мы христиане, а некоторые арабы фанатичны в своей вере. Аллах для них единственный бог, и они могут уничтожать неверных из принципа. Все равно что муху прихлопнуть. Верно, Уотсон?
— Да, сэр. — Это «сэр» вырвалось само собой.
Тилни застонал на одном дыхании:
— О, господи… господи…
— Хватит его рекламировать, — оборвал Кроу. — Слышал, что сказал капитан: у них свой бог!
Харрис зашептал:
— Не надо говорить так громко. Очень важно, чтобы никто не издавал ни звука. — Человек действия, он расправил плечи, будто надевая любимый костюм, в котором легче себя чувствовал. — Теперь нужно обо всем договориться.
Он спокойно изложил свой план, ни у кого не спрашивая совета, но и не протестуя, если его прерывали.
— Я беру с собой сержанта. Военная форма может нам помочь. — Он потрогал револьвер. — Мы перейдём дюны с западной стороны, сделаем полный круг и выйдем на них с востока, так что, если им захочется искать вас, они пойдут в противоположном направлении. Не зажигайте свет и не производите шума, пока мы не просигналим, что они настроены мирно.
Моран присматривал за Стрингером. Кто-то должен его опередить, если ему вздумается включить фонарь.
— Мы подойдём к ним с востока и скажем, что приземлились на парашюте. Поломался двигатель, где сел самолёт — не знаем, где-то на востоке, мы летели в восточном направлении. Вы будете здесь в полной безопасности, при условии, что не раскроете себя. Теперь по поводу переговоров. Мне понадобится вся наличность, которую мы сможем собрать. Сомневаюсь, что есть смысл предлагать им мелкую поживу с самолёта — им было бы трудно продать инструменты и прочее, но они могут соблазниться финиками. Зависит от того, в какой они сейчас форме. Мне придётся решать на месте. Думаю, все по этому вопросу.
Таунс спросил:
— Есть у кого-нибудь при себе охранная грамота?
В этом районе убийства экипажей потерпевших крушение самолётов были не часты, но случались. Бурильщиков, занятых в трех компаниях — Нью-портской Горной, Авзонии Минералии и Франко-Вайоминг, — всегда обеспечивали охранной грамотой на пяти главных арабских диалектах. «Возвративший в целости и сохранности владельца сего документа будет вознаграждён 100 ливийскими фунтами». Сумма колебалась, но даже десять фунтов способны были спровоцировать схватку между бандитами за приз в виде живого христианина, которого они в противном случае не колеблясь убили бы.
Никто не ответил. Охранной грамоты у них не было.
— Обойдёмся без них, — сказал Харрис.
Он принёс из салона фуражку. Собрали сто тридцать фунтов, один Уотсон внёс пятьдесят. Капитан сложил деньги и сунул в карман.
— Для них кругленькая сумма. Это-то они должны понимать. Если не поймут, постараюсь убедить. — В его тоне прозвучала напускная уверенность. — Если услышите стрельбу или что-либо в этом роде, не делайте попыток прийти на помощь, иначе испортите нам всю кампанию. — Он поднял голову. — Достаточно светло, фонарик нам не понадобится. Сержант Уотсон!
Сержант ел его глазами, автоматически вытянувшись в присутствии старшего по званию. Его охватил страх, что он уступит своему врагу.
Перед ним встала фигура капитана, негромко, но уже раздражённо повторившего: «Уотсон!»
Держись, Уотсон. Держись.
На него надвигался капитан Харрис с расширенными глазами:
— В чем дело?
— Ни в чем, сэр. — Он попробовал обрубить последнее слово, но было уже поздно, оно уже было произнесено. — Я не иду, вот и все.
Они смотрели в лицо друг другу, и окружавшая их группа людей невольно расступилась, как перед началом схватки. «Невероятно, — подумал Моран. — Вот тебе и британская армия».
— Я ведь вам приказал, сержант. — В голосе не чувствовалось гнева, только удивление. — Пойдёмте — и поживее!
— Я не иду.
Повисла тишина, прерываемая только слабыми голосами, доносившимися из-за дюн.
— Вы отказываетесь подчиниться приказу?
