выпалил Фиц.
Яд выливался из каждого произнесенного им слова. Он на дух не переносил юного травника, желая поскорее вернуться в Ардстро и избавиться от этой тяготившей его ноши.
— Я рассказываю ему одну историю, от которой он крепко засыпает. Не могу сказать, о чем она конкретно и откуда взялась, — неуверенно начал Бран, опустив взгляд. — Но я пообещал Нисе, значит, обязан рассказать ей об этом хотя бы в общих чертах.
Ниса довольно улыбнулась, в душе радуясь тому, что юноша не забыл о данном ей обещании и сдержит его.
— Если она посчитает нужным, то вы узнаете об этом от нее, — в смущении посмотрев в горящие малахитовые глаза Нисы, уверенно добавил Бран.
— Ничего удивительного. Этот маленький поганец все также пытается заслужить расположение моей дорогой сестрицы, — как бы говоря с Девином о том, кого вовсе не было поблизости, сказал Фиц. — Он просто жалок.
Бран, в очередной раз проигнорировав слова неприятного товарища, отошел с Нисой в укромный уголок деревянной клетки и начал свой рассказ издалека.
— Хочу сказать тебе сразу, что эта история — не моя выдумка. Фиц прав лишь в том, что я не умею придумывать какие-то несуществующие байки и миры. С фантазией у меня есть некоторые сложности, потому я рассказываю Морлею о реально существовавших людях.
Ниса в изумлении подняла белесые брови. Каждое слово Брана вызывало у нее неподдельный интерес, поэтому она молчала и старалась вслушаться в его речь.
— Пока не могу сказать, о ком я рассказываю, но эта девочка, то есть Майя, близка мне, даже очень, — с трепетом произнес юноша, продолжая безостановочно сжимать и разжимать собственные кулаки.
По какой-то причине эти слова задели чувства Нисы. «Эта девочка мне очень близка», — гулко отдавалось в голове. Сердце, до этого бившееся учащенно, стало сбавлять обороты, а в горле застрял холодный комок, будто что-то неожиданно резко сломалось внутри хрупкой чувствительной девочки.
— Позже я смогу рассказать тебе обо всем более подробно. Просто знай одно: эта история, эта девочка… она… — хотел было договорить Бран, но, смущаясь собственного жизненного пути и того, что Ниса может отвернуться от него, узнав, что на самом деле он сирота, сбежавший из одинокого пристанища обездоленных детей, не смог договорить свою фразу, а лишь, тяжело вдохнув в легкие болотный дух, добавил: — Просто знай, что я пытаюсь нас спасти. И надеюсь, у меня это получится.
Ниса прикрыла веки, спрятав за них зеленые глаза. По сути, Бран не рассказал ей ничего нового, но тот трепет, с которым он говорил о Майе, не давал ей покоя.
— Ты сказал, что эта девочка очень дорога тебе. Могу я спросить тебя?
Бран утвердительно кивнул, осознавая, что, возможно, не сможет на него ответить.
— Майя — это твоя сестра? — с нескрываемой надеждой в голосе произнесла Ниса.
Девочка понимала, что если юноша ответит отрицательно, то все в ней сожмется, скукожится до размера маленького пшеничного зернышка, и она больше не сможет вымолвить ни слова, потому что холодный комок, что застрял в гортани, перекроет ей кислород.
— Нет, у меня нет ни сестер, ни братьев. Я один. Всегда был один.
Ниса протяжно вздохнула. Внутри стало очень холодно, будто все органы замерли, перестали снабжаться кровью и самой жизнью. Больше она ни о чем не спрашивала. Лишь села в углу клетки и через непродолжительное время заснула, так и не рассказав обо всем товарищам.
Сар важно шагал из стороны в сторону подле богато украшенного шатра Конунга Морлея. Сегодня господин был воодушевлен и больше обычного энергичен. В последний раз он видел его таким около пяти лет назад, когда к ним попал один из жителей человеческого народца. Ящер никак не мог припомнить его имени, а уж тем более не мог понять, почему ни один житель Топи за все эти долгие годы не мог пробудить в старческой душе того, что пробуждали эти грязные людишки.
— Бэн? Нет, не так, — произносил полушепотом стражник на латыни. — Рубен… Нет. Элой? — задал он себе вопрос. — Точно, так и есть! Элой! — выкрикнул он, а затем, осознав, что Морлей может его услышать, стал думать про себя.
Именно так звали того чужеземца. Отпрыск людского рода смог пробудить в Конунге такие же странные чувства. На протяжении целого года он был для хозяина Топи кем-то вроде сына и последним сказителем, что появлялся у них в городе до прихода этого уродливого ребенка. Сару вспомнилось, что Элой частенько умолял Морлея отпустить его домой. Божился, что там, за непроходимыми болотами, высокими деревьями и долгими тропами его ждет семья — жена и маленькая дочь. Но Морлей так и не смог исполнить данного Элою обещания. И с каждым прожитым в Топи днем мужчина увядал, чах прямо на глазах стражников, словно отдавая частичку себя и своей души Конунгу. А затем просто исчез. Сбежал прямо среди ночи на го́ре старца. С тех пор Морлей практически перестал спать, перебиваясь короткими дремами и мечтая скорее отыскать сказителя хотя бы среди болотного народца, но так и не нашел.
— Сар, подойди ко мне, — послышался грубый голос из алого шатра.
Сар немедленно поспешил внутрь хозяйских покоев.
— Да, хозяин, — сказал ящер на латыни, склоняя тяжелую голову. — Чего желаете?
— Приведи ко мне сказителя, — поднося к морщинистым губам крупную гроздь зеленого винограда, приказал Морлей. — Каппа должен быть наказан сегодня. Я хочу, чтобы юноша выбрал для него достойную кару.
— Но хозяин… Разве Каппа не заслуживает прощения? — слегка опешив, спросил Сар.
Каппа был его давним другом, а зная страсть Конунга к казням, ящер не мог не испросить милости для прыткого лягушонка.
— Конунг, вы же знаете, что люди безумны. Юноша может пожелать приговорить Каппу к смерти лишь для того, чтобы повеселиться.
— Сар, этот юноша не такой, как остальные. Чего пожелает он, того желаю и я, — властно сказал старец, презрительно глядя на нахмурившегося Сара. — Или ты хочешь понести наказание вместо Каппы?
Ящер сглотнул. Он желал для друга спасения, но никогда не смог бы понести наказания вместо него, уж больно дорожил Сар своей жизнью и своим положением, поэтому ответил:
— Вовсе нет, сэр.
— Ну тогда исполняй данный тебе приказ, — ответил Морлей, смачно пережевывая плод желтыми, как спелые лимоны, зубами. — И приведи ко мне лягушонка.
Сар лишь легонько кивнул и медленно удалился из шатра. Его предки часто говаривали, что Морлей — посланник самой Королевы леса, но он то и дело ловил себя на мысли, что иногда Конунг ведет себя подобно
