Выполнить задание поручили группе бойцов во главе с Синкевичем.
В поисках подходящего места для диверсии восемь раз выходила группа к железной дороге в междуречье Ясельда — Бобрыки. Проводниками были связные братья Косяк — Николай и Федор, которые знали местность не хуже бывалых лесников. Они провели группу там, где, казалось, пройти невозможно. Однако найти брешь в охране не удалось. Стало очевидным: незаметно появиться на железнодорожном полотне и тем более заложить мину нельзя. Но это еще не все. Выполнение задания осложнялось из-за того, что в километре от железной дороги и параллельно ей пролегало шоссе Пинск — Лунинец, которое патрулировали мотоциклисты. В случае тревоги на железной дороге шоссе тут же перекрывалось. И тогда Синкевичу пришла идея атаковать бронепоезд. Стремительно, как ветер, налететь на стальную громаду и подорвать. Еще раньше он обнаружил тянущуюся из леса в сторону железнодорожной насыпи заброшенную и едва заметную канаву. Лежащего в ней человека уже в четырех-пяти метрах было не видно, а канава подходила почти к самой насыпи.
О плане Синкевича Бабаевский доложил Рабцевичу.
— А как люди? — недоверчиво спросил командир. — О бойцах вы подумали?
— Это в каком смысле? — насторожился Бабаевский.
— Риск велик…
Наступила пауза.
— Разрешите сходить на место, посмотреть, — после некоторого раздумья сказал Бабаевский.
— Что ж, сходите…
На железную дорогу отправились днем: ночью ее не рассмотришь, да и опасность нарваться на мины или секреты больше.
Братья Косяк вывели прямо к канаве. Залегли в сухих зарослях прошлогоднего бурьяна. Было тепло. Ярко светило солнце. Видимость отличная.
Бабаевский стал рассматривать железную дорогу в бинокль. В этом месте полотно ровное, как линейка. Справа и слева на изгибах доты. Причем ближе к станции Ясельда сразу два: с одной стороны насыпи и чуть подальше — с другой. Из дотов хорошо просматривался не только участок железной дороги, но и подступы к ней. Бабаевский знал, что ночью фашисты выставляют между дотами часовых, подобраться к насыпи трудно.
Пора было уходить. Бабаевский дважды успел все осмотреть справа налево, но не торопился. Протер тряпочкой стекла бинокля и снова поднес его к глазам. Синкевича так и подмывало заговорить, однако молчал: Бабаевский еще перед выходом предупредил — у железной дороги не вести никаких разговоров.
Со стороны Ясельды послышался перестук колес. Вслед за этим из-за поворота вынырнула дрезина, на прицепе — небольшая платформа со шпалами. Бабаевский, отложив бинокль, следил за ее движением. Миновав канаву, дрезина остановилась. С нее слезли рабочие. Послышались немецкая речь, смех. Не торопясь, рабочие выгрузили шпалы, сложили их штабелем, и поехали дальше.
Потом от Парохонска прошел товарняк, судя по грохоту, пустой. Бабаевский проводил его взглядом и, когда все стихло, рукой показал: надо уходить.
Молча поползли в лес, а там пошли быстрым шагом. Привал устроили уже за шоссе. Закурили. Бабаевский все так же молча уселся на поваленную в бурю сосну, задумался. Бойцы Касьянов и Кожич тихо присели рядом. Братья Косяк, свернув по толстенной цигарке, принялись оживленно обсуждать виденное на железной дороге:
— Вот бы по немцам в дрезине резануть, а то ишь разъезжают.
— И я так думаю!
Увидев, что на них смотрит Синкевич, братья замолчали.
Между тем тот не видел проводников и не слышал. Думал о своем, беспокойно расхаживал. Наконец не выдержал:
— Ну так как, товарищ командир?..
— Все нормально, Сеня, место выбрано правильно, план хороший, — вскинул Бабаевский белесые брови. — У меня к тебе единственная просьба: после взрыва, пока не опомнились фашисты, как можно быстрее надо вернуться в лес. Сто пятьдесят метров под перекрестным огнем — расстояние огромное.
На подрыв бронепоезда отправились четырнадцатого мая.
Через шоссейную дорогу перебрались засветло. Проверили, не обнаружил ли их кто, и только тогда углубились в лес. Подошли к железной дороге. Залегли.
Примерно в половине десятого из дальнего дота появились солдаты. Кое-кто из них пошел к станции Ясельда, другие — к Парохонску. Солдаты двигались медленно, с обеих сторон тщательно осматривали рельсы, насыпь, по пути выставляли посты. Как обычно, один солдат встал метрах в ста от канавы справа, другой — на таком же расстоянии слева. Остальные проследовали дальше. Часовые осмотрелись, пошли навстречу. Не дойдя метров пятидесяти друг до друга, остановились, о чем-то громко и весело поговорили и разошлись.
Стемнело сразу. Периодически то с одной, то с другой стороны вспыхивали прожектора, в небе то и дело зависали ракеты, иногда сразу несколько штук. Холодный свет, чем-то напоминавший лунный, не ярко, но ровно заливал округу.
Часовые опять сошлись, один другому сказал что-то, правда, не так весело, и, зябко ежась, ушел. Бойцы невольно ощутили холод.
— А ведь правду говорят старики, что редкий май без заморозков обходится, — заметил Касьянов.
— Мороз это плохо, — шепнул Чмут.
— Почему?
— Да если продержится еще чуток, огурцов опять не будет, — вполне серьезно сказал Чмут.
— Да иди ты… — вмешался Кожич. — Огурцы-то в июне сажают. При чем тут заморозки?
Чмут, братья Косяк едва сдерживали смех.
Синкевич погрозил кулаком, а про себя подумал: «Пусть посмеются…» Подождав, пока потухнут прожектора и сгорит очередная ракета, сказал:
— За мной, товарищи! — И пополз из леса. За ним Касьянов, Чмут.
Оставшиеся в охранении взяли на прицел часовых.
Ползти по узкой канаве с двадцатикилограммовым зарядом тола, запрятанным в мешок, было необычайно трудно.
В воздухе зависла новая ракета. Подрывники вжались в землю. Каждому казалось, что ракета висит именно над ним. Потом опять вспыхнул прожектор, луч пробежал над головами, осветил полотно и погас. Подрывники вновь поползли. И вдруг — что такое? — у Синкевича часто задергался шнур, который он тянул за собой. Это из охранения подали сигнал «Внимание!».
Опять вспыхнула ракета, и Синкевич увидел: со стороны дальнего дота по путям движется несколько человек.
«Час от часу не легче! Если гитлеровцы решили выставить дополнительные посты, часового поставят и у канавы. Что делать?» Синкевич решил не ждать, пока погаснет ракета, осторожно пополз дальше, за ним — бойцы.
Немцы приближались. Все отчетливей было слышно, как цокают о гравий, гулко ударяются о шпалы сапоги.
Обидно — до насыпи осталось метров тридцать, не больше, и, по всей вероятности, вот-вот должен появиться бронепоезд. Надо торопиться. От того, насколько близко они подползут сейчас к путям, во многом будет зависеть исход операции.
