— Командир взвода — он со своими солдатами пошел на линию — и ваш батальонный врач.
— А врач где?
— Захватил пробирки, приборы и пошел к реке.
— Кстати, не звонили, что это все-таки было?
— Звонили. Крупный метеорит. Вы заметили, что все время было много падающих звезд? Видимо, земля встретилась с роем метеоритных тел — остатками давно взорвавшейся планеты или кометы. И вот один из них прорвался через атмосферу и наделал столько бед.
— Выходит, ничего страшного!
— Выходит… Тренировочка, так сказать, в условиях, максимально приближенных к боевым. Так ведь теперь говорят в армии?
— Так, — согласился Пряхин, помолчал и спросил: — А… Сенников не приходил?
— Я ждал этого вопроса, — задумчиво сказал Лазарев. — Понимаю, вам нелегко, но поговорить об этом солдате требуется.
— Мне самому с ним разобраться нужно, — задумчиво ответил Пряхин, не любивший, когда кто-либо вмешивался в его командирские дела.
— Я попробую вам помочь. — И Николай Иванович рассказал все, что ему было известно о Сенникове.
— Что же теперь с ним делать? — спросил старшина.
— Думаю, что самое главное уже сделано, он переломил себя: все-таки он взорвал завал. Придет — решите. Но… — Николай Иванович замялся.
— Что «но»?
— Дело в том, что, возможно, во мне говорит сейчас педагог. Хотя командир, офицер тоже педагог-воспитатель… Так вот. Я бы не советовал ругать его, накладывать взыскание. Это может надломить парня, сбить с правильного пути. Он, по-моему, уже наказал себя и, что самое главное, доказал, что исправился. Но… Но оставлять его на посту я вам не советую.
— Почему?
— Видите ли… Ему здесь все будет напоминать о его постыдном поведении, и товарищи ему не простят. Они молоды, а молодости, знаете, иногда свойственна чересчур жестокая справедливость.
— Хорошо, — прищурился Пряхин. — Подумаю.
Он тяжело вздохнул и впервые за все эти трудные сутки посмотрел на свои больные натруженные руки. Они кровоточили, и кровь, перемешиваясь с копотью, засыхала коркой. Ныли ссадины и ожоги. По мере того как его оставляло напряжение последних часов, и руки, и лицо, и все тело начали болеть все сильней и сильней. Пряхин, морщась от боли, раздраженно спросил:
— Где же этот врач?
— Губкин с Васей пошли за водой и приведут его.
Батальонный врач, уже пожилой, начинающий полнеть капитан медицинской службы, еще взбираясь по склону, начал отчитывать Пряхина:
— Безобразие! Столько времени действовали в неизвестной вам обстановке и даже не подумали сменить белье и обмундирование. Да что сменить, помыться и то не удосужились.
Он еще долго ворчал, ловко и быстро обрабатывая пряхинские порезы и ожоги. Потом осмотрел Губкина и Васю, но ничего серьезного у них не нашел.
— Это и весь ваш пост, Пряхин? — спросил он.
— Никак нет! — ответил Сенников, выходя из ближнего кустарника. — Есть еще рядовой Сенников.
Он подошел к капитану, спросил у него разрешение обратиться к старшине и доложил о прибытии и выполнении задания.
Пряхин хотел было напомнить ему, что докладывать следует тому, кто отдавал приказание, но Лазарев похлопал себя по плечу, как бы показывая, что, раз на нем нет погонов, значит, человек он штатский и приказов солдату давать не может. Потом он показал глазами на солдат. И Пряхин понял его.
— Хорошо, — сухо сказал он. — Отдыхайте.
Сенников повернулся и встретился взглядом с Почуйко. Андрей аппетитно затянулся по привычке «выстреленным» у прибывших связистов табачком и с веселой издевкой протянул:
— Явился… Зараз командовать начнет.
Сенников слегка побледнел, затем подошел к Андрею и попросил:
— Оставь покурить, Андрей.
Почуйко недоуменно взглянул на него, протянул цигарку и подозрительно спросил:
— Чегой-то ты такой?.. Мягонький…
— Подожди, все узнаешь, — просто ответил Аркадий и жадно затянулся.
Уверенный, что все на посту уже знают о его позоре, Аркадий, вероятно, сам рассказал бы Почуйко обо всем, но его подозвал врач.
После осмотра капитан сказал:
— Так вот, товарищ старшина: вам, Почуйко и вашим гостям — в вертолет. Сенников и Губкин могут нести службу.
— А чего я полечу? — возмутился Андрей. — Мне и здесь гарно. У меня и нога уже не болит.
— Товарищ капитан, — сказал Пряхин, — я бы попросил вас оставить рядового Почуйко на посту. Если, конечно, можно.
— Ну, если он так настаивает… И потом, при условии соблюдения постельного режима, хотя бы на несколько дней.
— Это чтоб лежать? — уточнил Почуйко, — Так я согласный на такой режим хоть на месяц.
Все засмеялись. Капитан приказал:
— Давайте, давайте в машину. Мне вас отвезти нужно и на шестой пост слетать.
— Еще просьба, товарищ капитан, — сказал Пряхин. — Пусть рядовой Сенников меня сопровождает.
Врач внимательно взглянул на старшину и прочел в его глубоко спрятанных глазах что-то такое, что заставило его развести руками:
— Вы командир, вам видней.
— Губкин! — крикнул Пряхин. — Останешься за старшего. Лейтенанту доложить все как было. Понятно?
— Слушаюсь.
Только сейчас Вася понял, что он должен улететь, расстаться с этим, ставшим ему дорогим, седьмым постом и с замечательным товарищем Сашей Губкиным. Вася не сдержал навернувшихся слез, бросился к Губкину и схватил его за руку:
— Я приеду еще. Ты жди! Ладно?
— И ты меня жди, — серьезно сказал Саша, — Я тоже приеду к тебе в отпуск.
— Может, и меня захватит, — задумчиво сказал Почуйко.
Они помолчали. В эту минуту к ним подошел Сенников.
— Вот что, ребята, — очень спокойно и даже душевно сказал он. — Я тут начудил кое-чего. Ну, сами знаете… Так вот. Если можно, простите. А я… Я никогда не забуду…
Глаза у него подозрительно покраснели, и он замолк.
— Ты дывысь, як его перевернуло, — удивился Андрей.
Аркадий понял: последними часами он только искупил свою вину, а чтобы добиться уважения — да какой там уважения, просто товарищеского равноправия, — ему предстоит еще потрудиться. И дело не только в том, что он будет делать все как можно лучше. Дело в неизмеримо большем и важном, что, в сущности, и делает человека человеком — в умении всегда, везде, во всех случаях думать прежде всего о других, о деле, а потом уже о себе. Новый Аркадий понимал, что умение это придет не сразу, и поэтому он не обиделся на Андрея.
— Давайте в машину! — закричал врач.
Аркадий Сенников протянул руку, и ее пожали. Он взглянул в глаза товарищам, и они не отвели взгляда. Почти счастливый Сенников побежал к машине.
