Роум Маргарет
Девушка у Орлиного перевала
Клянусь богом, не понимаю! Никогда не поверю, чтобы кто-то из семьи Руни был способен на такое предательство! — Лицо Майкла покраснело от гнева, когда он выпрямился во весь свой стошестидесятипятисантиметровый рост — из-за своей шаровидной внешности он выглядел еще ниже — и посмотрел поверх заваленного бумагами стола на свою абсолютно спокойную племянницу Джорджину.
Некоторое время она продолжала сортировать пачку писем, занимавших все ее внимание. Она быстро просматривала каждое письмо, делала на полях пометки, чтобы ее опытная секретарша смогла составить ответ, приличествующий компании «Электроник интернейшнл» — американскому производителю медной фольги для использования в компьютерах, одним из директоров которой она была. На него не обращали внимания, и Майкл начал закипать. Его глаза налились кровью, так что вены на лбу превратились в узлы. Джоржина кивнула, отодвинула в сторону бумаги и взглянула на дядю, чтобы вовремя предотвратить взрыв. Она спокойно достала сигарету и закурила, заставляя себя не слушать очередное повторение истории, которую слышала уже много раз, и особенно часто в последние месяцы.
Желая опередить его, она решила еще раз высказать свое мнение, да так, чтобы он окончательно убедился в ее намерении выполнить намеченный план, против которого он так неистово возражал.
— Предприятие, — ясно произнесла она с легким американским акцентом, должно быть построено здесь, на северо-западе Англии.
Когда дядя разразился бурными возражениями, она замахала руками, попросив замолчать, и твердо повторила:
— Это решено, дядя Майкл, окончательно и бесповоротно. Я больше не хочу слышать ни единого слова об изумрудно-зеленом острове и его прекрасном народе. Предприятие, — для усиления впечатления она направила свой указательный палец вниз, — будет построено здесь!
Лицо Майкла сморщилось, как у ребенка. В поисках стула, он отвел руку назад, грузно сел, расстроенный, и недоверчиво уставился в решительное лицо девушки.
— Ты не можешь так думать, Джорджина, — он помолчал, его гнев сменился полным унынием, — не можешь, зная, как крепки твои семейные связи с Ирландией. Вспомни истории, которые рассказывал отец, когда ты была ребенком, о твоем деде Симусе Руни, который, отчаявшись найти работу на родине, покинул дом и поехал искать лучшую жизнь в Америку. И как после женитьбы на твоей бабушке он встал на ноги и начал путь к преуспеванию. Он любил землю, которая усыновила его, но она не могла заменить родину. Он так любил Ирин, — так называл он Ирландию, — что эта любовь передалась его семье вместе с яркой надеждой. Ты знаешь, на что он надеялся, Джорджина. Он мечтал возвратиться в Ирландию, к народу, который он любил. Он хотел помочь стране, переместив туда часть своего дела, чтобы дать работу семьям тех, с кем провел свое детство. Он умер так же, как и твой отец, не успев осуществить мечту, но я уверен, — Майкл приподнялся со стула и с мольбой обратился к Джорджине, — уверен, ты не сможешь не выполнить его желание. Как ты можешь планировать строительство завода здесь, в Англии, зная, что этим разрушишь мечту двух поколений людей, которым ты и твоя мать обязаны благосостоянием и престижным положением в обществе?
Джорджина фыркнула — ни одно слово не прозвучало бы так осуждающе.
— Сентиментальная чушь, дядя Майкл! Сколько раз надо повторять: в бизнесе нет места сантиментам. Как ты знаешь, есть два места для нашего нового производства: одно здесь, другое в Ирландии. Настоящее месторасположение идеально подходит для наших нужд, так что нет никакого смысла тратить время, ехать в Ирландию, искать место там. Мы пообещали работу и знаем, что у нас есть возможность набрать достаточное количество рабочих на местном рынке рабочей силы. Власти стараются выполнить любое наше желание. Короче говоря, дядя Майкл, это место полностью отвечает нашим требованиям, и я не собираюсь обсуждать проблемы Ирландии и ее чувствительных беспомощных обитателей, имеющих репутацию не браться за дело сегодня, если его можно отложить на завтра. Я должна вести дело в условиях сильной конкуренции и не могу позволить себе просто возить за собой пассажиров, даже таких, которые носят за ухом трилистник.[1]
— Ты циник! — взревел Майкл, когда она остановилась, чтобы перевести дыхание. От ярости он затанцевал на месте: его гнев был так силен, что после первой же реплики он потерял дар речи.
Наблюдая за ним, Джорджина подумала, что, рожденный и выросший в Америке, он был больше ирландец, чем сами ирландцы. Фанатичный патриот с горячим темпераментом, способный смягчить любое сердце, когда ему этого хотелось, хладнокровно подумала она, — чтобы добиться того, чего он не мог получить иным способом.
Она еще больше распалила его гнев, когда, небрежно облокотившись о стол, начала выпускать в воздух кольца дыма, всем своим видом показывая, что готова сколько угодно ждать, пока он возьмет себя в руки. Майкл, до глубины души оскорбленный тем, как она манипулирует разговором, окинул племянницу возмущенным взглядом, раздраженно отмечая, что туго стянутые в узел черные волосы еще больше подчеркивают властность характера. На его вкус, женские волосы должны мягко обрамлять лицо, а не казаться вырубленными из мрамора. Не нравился ему также строго скроенный, без лент и рюшей костюм, который придавал ей вид недотроги, прекрасно подходящий для деловой обстановки, но убивающий надежды молодых людей на тайные объятия. Но больше всего он был оскорблен юмором в ее глазах, юмором, которым, по его мнению, мог обладать только он, и это его раздражало. Воинственно и громко он высказал свое мнение.
— Сантименты? Тебе не знакомо значение этого слова! Ты холодная бесчувственная женщина, играющая в деловые игры в мире мужчин! Где твоя женственность, девушка? Где та мягкость и теплота, которые ищет каждый мужчина в женщине? Ты подобна механической кукле с компьютером вместо сердца, прекрасная копия своей матери, это факт!
Ее лицо дрогнуло. Убежденный, что его выстрел попал в цель, довольный собой, он громко продолжал:
— Да, твоей матери!.. Женщины, которая несет ответственность за смерть моего брата, я уверен, в той же степени, как если бы она сама толкнула его под автомобиль, который задавил его. Он был бы более счастлив, если бы женился на айсберге! Ты хочешь стать такой, как она? Строгая, прямая, ужасно деловая женщина с пустым сердцем и., пустыми руками!
Неожиданная слабость охватила Джорджину; гневное лицо дяди исчезло в сером тумане и затем появилось вновь. Ощупью она дотянулась до стоящего на столе пузырька с пилюлями. Дядя безжалостно продолжал свою тираду; она подождала, когда будет в силах дойти до раковины в углу комнаты и наполнить стакан водой. Майкл разъярялся все больше, не замечая, как она быстро проглотила пару пилюль и жадно запила водой из стакана. С той бесстрастностью, на которую могла быть способна, Джорджина подошла к окну и заставила успокоиться свое протестующее сердце. Такие приступы становились слишком частыми. Доктор, у которого она консультировалась в Нью-Йорке, наверное, был прав, когда поставил диагноз: «Переутомление от слишком напряженной работы». Как она смеялась тогда над его предложением взять длительный отпуск! Ведь это было бы время, проведенное впустую. Она снова стала воспринимать слова Майкла. Его речь была возбужденной, чисто в ирландской манере, слова выскакивали, опережая друг друга:
