Смертные не могут владеть оружием богов. Смертным нельзя тревожить то, что не должно быть потревожено. У смертных есть только жизнь смертных — кому-то достанется короткая серая нить, вторым — длинная дорога, усыпанная обломками грез, словно острым стеклом, а третьим — сияющая лестница, сотканная из колдовства, ведущая вверх или вниз — куда именно, покажет время. Но ведь не случайно тот замок, висящий в небе, замок под гордым названием Мигдал-Эль, именуемый Башней Бога, ведь не зря он перевернут? Так где же рай — сверху или у нас под ногами?
Чье имя она произнесла? Опомнившись, Летиция закрыла рот ладонями. Он вошел в ее жизнь так быстро и так естественно — и это беспокоило ее, и разрывало сердце пополам. Конечно, Летиция не может заменить ему друга, возлюбленную или родной дом, никто не сможет; но зато она в силах привнести в его жизнь что-то новое — и это что-то позволит ему воспрянуть духом и перестать скорбеть. Она хотела этого, будучи рождена добродетельной, — и не хотела, боясь нарушить невысказанные клятвы и обеты, которые не были принесены.
'Я буду любить тебя'. И сердце сжалось, затрепетало, словно птица, заключенная в ладони, и каждый вздох той птицы мог стать последним… Рука нащупала цепь и ухватилась за нее, как разум за ускользающую мысль, которая способна вырвать из пучины безумия и вынести на ровную гладь, туда, где возвращается чувство времени, а человек обретает власть над своими страстями; за первой рукой последовала вторая, и вот она уже висит меж двух цепей, потому что ноги отказались держать. Молвила, одними губами:
— Ланн.
А за спиной оказался другой, не демон с огненным мечом, но некто подобный ему. Кассиан шагнул вперед, подхватил ее, и Летиция отпустила цепи и расслабилась в его руках. Его пальцы касались там, где им не следовало касаться: ее лица, шеи, быстро скользнули по изгибам грудей. Он желал и стыдился своего желания. Разве не странно, что оно овладело им в месте, которое вызывало один лишь первобытный страх? Во тьме между мирами, среди мрачного звона цепей, в кольце слепящего света, раскрасившего ее кожу надгробной белизною? Летиция запрокинула голову, коснувшись затылком его плеча, — свежей раной алел на ее лице рот, глаза наполнились чернотой и обжигали яростью, ведь только так она могла противиться ведьмаку, державшему ее помимо воли.
— Я так устал быть один, — просто сказал он.
— И я, — повторило эхо.
— И я, — отозвалось другое.
Из окружающей мглы выступили несколько силуэтов и остановились, облитые светом. Кассиан сердитый, со сведенными бровями, Кассиан с улыбкой, ослепляющей, как летнее солнце, Кассиан с упавшей на глаза челкой, слипшейся и неопрятной, с перекошенным, будто от боли, ртом. Он смотрел и не узнавал себя, смутно понимая, что когда-то он был одним из них, из этих силуэтов, что когда-то его ранили и любили, принимали его ласку и одаривали его своей. Он растерял эти чувства по дороге в ковен, как дорогие одежды, сброшенные на пути к очищению, позабыл, что способен ощущать любовь, но в тот миг все нахлынуло горячим штормом, омыло и очистило его, и ведьмак взглянул на мир по-другому. Девушка в его руках сияла, словно драгоценность, и была притягательна, как серафима, еще не ведающая о своем падении. Он наклонился и запечатлел на ее лбу невинный поцелуй, и ему ли было не знать, каким жаром отозвалась это отметина у нее в сердце.
— Я не могу, — прошептала она.
Он улыбнулся.
— Я знаю.
Цепи звенели где-то вдалеке, темнота таяла, отпуская на волю цвет и свет, действительность растекалась звуками, неподобающе резкими и живыми для этого промежуточного мира. Ядовито-зеленый — трава, цианово-голубой — небо, кроваво-красный — птица в облаках. Нависшее над ней лицо, бледное и напряженное, проблеск чувства в глазах сокола, обычно непроницаемых и острых. Летиция сердито оттолкнула юношу рукой и встала, отряхиваясь от налипших соломинок. Бросила куда-то в сторону, не глянув на него:
— Ты сильнее меня.
— Это неоспоримо, — произнес Касс.
— Нет. — Она выпрямилась и приложила ладонь козырьком, разглядывая незнакомое небо и причудливые облака, выстроившиеся в ряд, будто череда стрел. — Я не про физические данные. Меня измерили — мою силу, мою ценность — и не сочли пригодной.
— У меня была Вспышка, — мягко объяснил он. — Я же говорил тебе. — И добавил без тени смущения: — Положись на меня. Я не дам тебя в обиду.
Невидимая метка на ее лбу вспыхнула ярким пламенем. Она старалась не придавать особого значения его словам, но в них звучала решительность, а его глаза смотрели твердо и зорко. В девушке заговорило врожденное упрямство.
— Мне не нужна твоя помощь, — тряхнула волосами Летиция. — Ни твоя, ни твоего тролля и его подружки.
— Как же ты выберешься отсюда? — с интересом спросил Касс.
— Что-нибудь придумаю, — отрезала она.
Он выглядит таким невозмутимым, подумала Летиция. Делает вид, словно ничего не произошло, а ведь мне следовало отхлестать его по щекам. Впрочем, для меня самой ничего не изменилось, решила она, нисколечко, ни на вот столько-то. В следующий момент ею овладели сомнения — а было ли пережитое реальностью? Или это происходило только у нее в голове? Летиция присела на корточки и провела ладонью по траве, ощутила резкую боль и отдернула руку. На пальце виднелся крошечный порез, выступила капелька крови. Госпожа ди Рейз поморщилась и засунула палец в рот, как поранившийся ребенок.
— Здесь все настоящее, — невнятно пробормотала она. — Как ей это удается?
— Эри не просто рисует. Она наделяет предметы квалией.
— Чем-чем?
Палец выскользнул у Летиции изо рта, и Кассиан улыбнулся. Госпожа ди Рейз вонзилась в него взглядом — его глубокие познания в философии вызвали у нее одно лишь раздражение. Как показывала практика, ее вообще было трудно чем-то удивить: она оставалась одинаково равнодушной и к остроте ума, и к хорошему воспитанию, и к мастерству клинка. Он объяснил, игнорируя ее взгляд:
— Сенсорными явлениями. Даже будучи слепой, ты можешь их почувствовать.
— Ты хочешь сказать, — Летиция сделала круговой жест рукой, — что все это — обман не только зрения, но и чувств?
— Я не знаю, — честно признался он. — Только не спрашивай у Эри. Она обидится. А ты можешь верить во что хочешь.
— Всю жизнь ждала твоего разрешения, — сердито бросила девушка.
Летиция выпрямилась и сделала несколько шагов по тропинке, хотя пейзаж все еще вырисовывался, отряхивая пыль и восставая из глубин сознания Эри, как древний бог. Кассиан не шел за ней — он таращился в небо, запрокинув голову, словно ожидая знамения свыше. Девушка остановилась и бросила взгляд через плечо.
— Подожди, — произнес он. — Эри должна связаться с нами.
Из груди Летиции вырвался разочарованный вздох. По ее мнению, в мире не было ничего хуже ожидания. Чтобы хоть немного скоротать время, госпожа ди Рейз решила взглянуть на свой порез, но когда она поднесла к глазам руку, та сверкнула на солнце столь ярко, что девушка невольно зажмурилась. Кожа отливала серебром, как рыбья чешуя. Летиция замерла, что-то осознавая, затем бросилась к Кассиану, схватила его за плечи и заглянула в лицо. Он тоже стал весь блестящий, словно покрытый алмазной пылью, а в его глазах, двух ярких желтых солнцах, появился изъян: три четверти радужки заполонил черный полумесяц зрачка. В довершение всего юноша продемонстрировал ей свою перчатку — на ней зажглись алые руны, и от них, раскаленных, вверх поднимался горячий пар.
— Что это? — взволнованно спросила Летиция.
— Спектра. Активировался защитный покров. — И привычным движением он достал из воздуха у девушки над головой тонкое, как игла, лезвие. Клинок струился у Кассиана из руки, он вытекал из нее — и в тоже время обладал твердостью стали. Ведьмак дернул за одну из стеклянных побрякушек у Летиции на поясе. — Смотри.
Она опустила глаза. Ее спектральный нож был заткнут за оружейный пояс, будто никогда и не терялся. Девушка попробовала обхватить его рукой — и не смогла; клинок проскальзывал между пальцев, словно ртуть. Кассиан засмеялся, постучал указательным пальцем по перчатке:
