— Тут с вами не поспоришь. Действительно, с годами человек все больше и больше предпочитает покой и тишину.
— У вас еще есть ко мне вопросы?
— Имеются. Еще раз спрашиваю: где сейчас Эдуард Владимирович и храните ли вы в своем доме наркотики, оружие и взрывчатые вещества? Если храните, то предлагаю сдать добровольно.
— Вы уж меня в террористки записали, — хмыкнула Алиса. — Похоже, сейчас полиция в каждом человеке видит террориста. Должна вас разочаровать — ничего из перечисленного вами в моем доме не было и сейчас нет. А насчет Эдуарда выдам тайну. В Хабаровск он улетел по своим делам.
— А я полагаю, что вы говорите неправду. Придется произвести у вас обыск.
— Ищите сколь угодно.
Ярцев приказал участковому пригласить понятых, и вскоре начался тщательный обыск.
Сначала осмотрели внутри дома — кухню и четыре комнаты с многочисленными антресолями и полочками, за деревянными затейливыми кружевами стен и карнизов, в подполе и подвале, на чердаке, в кладовке и нишах, на веранде и под ней, в кирпичном сарае и под досками его пола. Но нигде ничего подозрительного не было обнаружено. После этого участковый и майор Родионов стали проверять металлическими щупами огород.
Постояв в раздумье у сосны, Ярцев, следуя шестому чувству, зашел в пустой дом, сел в кухне на стул и задумался. Наступал тот момент, когда сотрудники полиции должны будут признать свою ошибку и извиниться перед хозяйкой дома за причиненное беспокойство. Что ж, бывают и неудачи в работе.
Неожиданно до его слуха дошел еле уловимый звук — будто в глубине пещеры ударили молотком по наковальне. Звук этот послышался со стороны подпола, который находился в смежной с кухней комнате. Там он уже все осмотрел. Кроме старого тряпья, двух пустых бочек и разобранной металлической старомодной кровати в подполе ничего не было.
Прислушался. Звук не повторился. Может, почудилось? Но Михаил Яковлевич привык верить своим чувствам и проверять их. Он тихо прошел в комнату и встал на крышку подпола. Вновь прислушался. Тишина. Нажал на кнопку возле дверного косяка. Крышка при слабом гуде электромотора заскользила вниз, открывая темный провал.
Когда крышка подпола коснулась цементного пола, Ярцев включил электрический фонарик и, пригнувшись, сделал шаг вперед, намереваясь тщательно осмотреть подернутую плесенью кирпичную кладку подпола, от которой несло затхлой сыростью.
Вдруг он наступил на что-то скользкое и, потеряв равновесие, упал на спину, больно ударившись поясницей об острую половинку кирпича. При падении ударил рукой по кнопке на стене, и крышка ушла вверх, закрыв его в подполе, как в мышеловке. Фонарь при этом отлетел в сторону и погас. Разница с мышеловкой была лишь в том, что из подпола он мог выбраться, стоило лишь стаскать кнопочку и нажать на нее. Но в первое время было не до кнопочки. Ударился он поясницей не на шутку.
Нащупав в темноте стопку кирпичей, полковник сел на нее, чтобы перевести дух. Помассировав ушибленную поясницу, он прогнулся в спине и навалился на стену. И тут произошло невероятное. Часть стены, на которую он навалился, вдруг бесшумно подалась назад, повернулась, будто на шарнирах, и Ярцев упал куда-то вниз, перевернувшись через голову. Не успев сообразить, что с ним произошло, куда он свалился, полковник получил сильный удар в голову твердым тупым предметом.
Уходящее сознание отметило лишь некоторые детали: яркий электрический свет помещения, перед самым лицом лакированные туфли на ногах какого-то мужчины с молотком в руке.
26
Очнулся Михаил Яковлевич минут через пять. Сначала полежал с закрытыми глазами, стараясь понять, что с ним такое случилось и где он. Голову мучительно ломило, словно ее зажали в столярную струбцину, во рту пересохло. Ужасно хотелось пить. По левой щеке расплывалось что-то липкое. Он невольно застонал и открыл глаза. Над ним с «Макаровым» в руке стоял… Резаный, которого он сразу узнал по физиономии.
— Ну и живуч же ты, Козырной! — покачал головой Резаный и, отойдя метров на пять, устроился в мягком кресле возле круглого стола. — Не думал, что очухаешься. Крепко я тебя приговорил, но, видно, вскользь попал. Извиняй, второй раз умирать придется. Живым оставить не могу. Слишком много знаешь.
Ярцев ничего не ответил. Не было сил. Только чуть приподнял голову и осмотрелся. Логово Резаного представляло собой довольно просторное помещение, смесь кухни и комнаты. Стены задрапированы тканью персикового цвета, дорогая мебель, яркий свет многочисленных светильников, дорогой ворсистый ковер на полу, заглушающий шаги, у стены бар с дорогими коньяками и винами. Нигде ни окошечка, однако воздух свежий — слышен еле уловимый шепот работающего кондиционера.
— Как тебе моя пещера? — осклабился Резаный, постукивая стволом «Макарова» по ладони.
Не услышав ответа, он нахмурился и презрительно бросил:
— У меня нет особого желания разговаривать с тобой, легавый. Немало ты мне крови попортил. Уж больно ты, мент, настырный. Пора тебе в мир иной отправляться, а мне линять из Новосибирска. Надеюсь, не скоро свидимся. — И он прицелился в голову полковника. Но вдруг передумал и опустил пистолет.
Михаил Яковлевич почувствовал себя беззащитным, как муха на стене. Он инстинктивно тронул наплечную кобуру — она была пуста. Собравшись с силами, сел на полу.
— Напрасно лапаешь кобуру, вот твой ствол, — усмехнулся Резаный и покачал «Макаровым». — Спета твоя песенка, Козырной. Что, страшно подыхать?
— Тебя, Резаный, пострашнее наказание ждет, — устало ответил Ярцев, — пожизненное на острове Огненный. Там у тебя будет достаточно времени поразмышлять о своих черных делишках. Пожизненное заключение — это пострашнее быстрой смерти от пули.
— Сейчас расплачусь, — скривился Резаный. — Дурак ты, Козырной. Строишь из себя борца за справедливость и живешь на нищенскую полицейскую зарплату.
— Мне хватает.
— Похоже, нам с тобой и говорить-то не о чем.
— У меня иное мнение.
— Да?! — удивился Резаный и потер сломанный нос. — О чем же?
— О тебе. Я предлагаю тебе добровольно сдаться. Суд учтет это как смягчающее обстоятельство. Не упусти своего шанса, Резаный. Усадьба окружена полицией. Меня скоро начнут искать, и твое логово будет обнаружено. Верни мне пистолет и напиши явку с пойинной. Поторопись. У тебя очень мало времени.
— Ну и шутник же ты, Козырной, — мелко рассмеялся Резаный. — Убеждаюсь, что не зря тебя уважают в криминальной среде. Но все равно оставить тебя в живых не могу. Я выйду отсюда один, а ты вознесешься к небесам. Ты ведь святой — борец за правду. А святым место на небе.
