– Профессор, а вы не припомните, кто бы мог сказать такую фразу: «Сквозь тьму надвигающейся на человечество ночи я вижу свет»? – неожиданно спросил Хосе.
– «Он идет с востока, озаряя страдающий мир», – закончил удивленный старик. – Откуда эти слова известны вам? Я сказал их тогда… на конференции. Потом они потребовали, чтобы я отказался, написал письмо в газеты. Они часто били меня по голове резиновыми палками.
В комнате стало тихо.
– Средневековые инквизиторы принудили великого Галилея отречься от своего учения. Он был слаб и стар, господа, и подчинился, – продолжал говорить профессор. – Но земной шар ведь все равно вертится!
– За слова правды мракобесы сослали вас на каторгу, – сказал Реаль. – А мы, коммунисты, освобождаем вас и приветствуем как честного ученого!
Когда Энгер понял, для чего его сюда привел Кончеро, слезы потекли по его впалым щекам. Борясь с волнением, он пояснил:
– Это слезы радости не за себя, нет! Я радуюсь за несчастную родину, за все человечество. На свете существуют мужественные люди, которые не позволят торжествовать реакции. Да, господа, я преклоняюсь перед вами. – И седой человек, по-старомодному шаркнув, склонил голову в торжественном поклоне.
Люди, не привыкшие к благодарности, смущенно опустили глаза; они не считали себя героями.
Реаль, поручив Жану позаботиться о старике, отправил – их на корабль вместе с капитаном дальнего плавания. Часы на стене пробили три звонких удара; приближался рассвет. Надо было расставаться с островом Панданго.
Штаб восставших вновь отправил посыльных в бараки с предложением ко всем, не желающим оставаться с уголовниками в лагере, выйти за пределы электропояса. На размышления давались пятнадцать минут, после чего проход через электропояс закрывался.
Минут через десять послышался стук деревянных подошв: «клюк-клек-кляк». За электропояс выходили люди, опасливо озирающиеся по сторонам. Вид повешенного Альвареца пугал их; они шарахались в сторону от пристани и собирались на берегу небольшими группами.
– Вот до чего дошли! – с презрением сказал Диас. – Даже свободы боятся. А вдруг просчитаются, если убегут? Авось Коротышка смилостивится и простит их. Трусы презренные!
– Все вышли? – спросил Реаль.
– Так точно. Из политических в бараках как будто никого не осталось, – доложил Лео Манжелли и тихо добавил: – Тут какой-то уголовник требует, чтобы немедленно подошли к нему для переговоров.
– Кто такой?
– Тот, что без руки.
– Пусть остается. На свободе таким делать нечего. Гангстеров и без него хватает. Выводите своих часовых. Через три минуты проход закроем.
Диас отошел к пристани. Поднятая секция электропояса медленно опустилась, и проход закрылся.
– Всем, кто борется за свободу, перейти на катера! – скомандовал Реаль.
Вместе с часовыми Лео Манжелли, спешившими покинуть берег, человек десять отделились от групп, стоявших на берегу, и устремились к отходящим катерам.
– Поднять трапы! – вскоре раздалась команда.
Заработали винты. Взбурлив воду, оба катера одновременно отошли от пристани и направились к темневшему на рейде судну.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
ВЫЗОВ НЕ СОСТОИТСЯ
Погруженный во мглу остров медленно таял, как бы растворялся в белесоватом тумане, поднимавшемся над океаном. Все дальше и дальше уходил блекнущий луч вращающегося маяка.
Более семисот каторжников застыли в торжественном молчании. Они прощались с опостылевшим островом, с кошмарами дней и ночей, пережитых на нем.
Людям все еще не верилось, что желаемое свершилось, что они уже свободны и скоро увидятся с родными и любимыми. Многих тревожила мысль: «Каким-то будет новый день? Что предпримут враги? Они, конечно, постараются не выпустить на берег. Скоро появятся самолеты, выйдут миноносцы и помчатся по дорогам машины с полицейскими. Неужели придется умирать в море? Впрочем, что бы ни случилось, – впереди свобода!»
Появилось желание петь. Кто-то затянул «Бандера роха» – песню а красном знамени, будившую воспоминания о героической борьбе свободных испанцев.
Вместе с рабочим, крестьянин, шагай.
С песней иди на врага.
Мы от фашистов очистим свой дом.
Вражьи отряды с дороги сметем.
Когда песня стихла, с капитанского мостика в рупор послышалось:
– Компанейрос! Прошу всех покинуть верхнюю палубу. Отдыхайте, пока есть время. Новый день будет трудным. На вахте остаются лишь назначенные.
Разойдясь по каютам, кубрикам и трюмам, группа Манжелли начала составлять списки освобожденных: перед лагерными номерами ставились настоящие имена и фамилии. А попутно шла проверка, не скрывается ли в группах беглецов кто-либо из агентов Луиса.
В каюте люкс лежал Энрико Диас. Приступ тропической лихорадки, начавшийся перед грозой, окончательно свалил его с ног. Реаля он встретил благодарным пожатием руки.
– Спасибо, Хосе: твоя чудесная голова, смелость и решительность помогли нам свершить чудо.
– Я только был крошечным фитилем, поднесенным к пороху, – ответил Реаль.
– Не скромничай. Даже если нам грозит смерть, то смерть на свободе! А главное – весь народ будет знать, что нас не удалось ни запугать, ни сломить. Пусть дрожат продажные шкуры, стоящие у власти! Весь мир узнает, на что способны эти подлецы, лебезящие перед Зеленым папой, чтобы удержаться у власти. Я тебя очень прошу связаться по радио с нашими и продумать, как лучше высадить и разместить всех спасенных. Потребуется одежда, продукты, нелегальные квартиры, документы.
– Не беспокойся, мы обо всем договоримся. Скоро наступит час действий нашей коротковолновой станции. Прими хинин, который я тут разыскал, и спи, ни о чем не думай.
Вместе с Мануэлем Хосе спустился в машинное отделение. Здесь их встретил равномерный гул и тепло, идущее от работающих машин. Знакомые механики-дизелисты показывали своим помощникам из заключенных, как надо обслуживать главный двигатель и что делать на вахте у приборов. Чувствовалось, что недавние каторжники получают наслаждение от того, что могут прикасаться к маслянисто поблескивающим механизмам и опять заняться привычным и любимым делом. Каждый новый оборот винта уносил их прочь от острова смерти.
– Выстоите смену? – спросил Реаль. – Не понадобятся новые помощники?
– Выстоят, ребят хороших прислали, – ответил машинист. – В общем рабочий класс не подведет. Налаживайте службу наверху. Мы поработаем, сколько нужно.
Мануэля, несмотря на усталость, не покидало чувство радостной уверенности, что все пройдет хорошо. Нервное напряжение исчезло, наступило блаженное состояние человека, хорошо потрудившегося на благо товарищей. Он, готов был вновь идти на любое задание партии.
