которые после смены всегда наливали полные стаканы водки, но пили один раз.
– Привет! – сказал Бурцев сидящим друзьям.
– Ты чё уже вышел из отпуска?! – спросил Адамов, с которым Бурцев ещё в детстве играл в хоккей в одной команде. Адамов был вратарём.
– Да!
– А чё так быстро?!
– Устал сидеть дома.
– Мы вот собираемся втроём на рыбалку на одно дальнее озерцо съездить. Ружьишко с собой возьмём на всякий случай. Поехали с нами! Нам как раз нужен на мою «Ниву» трезвый шофёр! – заулыбавшись сказал Адамов.
– Значит, вы будете пьянствовать, а я вас катать? – спросил Бурцев.
– Зато рыбы домой привезёшь! – с трудом сделав серьёзное лицо, сказал Адамов, и вдруг не выдержал и рассмеялся.
– Нет. Спасибо. Поеду работать. Если бы вы с девками поехали, то я бы ещё подумал, – сказал Бурцев, присаживаясь рядом на огромную колёсную покрышку. Валерию хотелось ещё раз понаблюдать, как три друга за один приём выпивают по двести пятьдесят грамм водки.
– Правильно, Валера! Хуже нет ничего на свете, чем возить пьяных таксистов, да ещё к тому же без баб, – поддержал Бурцева Федченко, нарезая складным ножом солёное сало.
– Хохол, вот тогда сам и будешь нас возить! – сказал Адамов. – Бурцев, ты же знаешь, что у нас с двух бутылок всегда полбутылки остаётся, выпьешь с нами? Водка свежая! – продолжая шутить, спросил Адамов.
– Нет! Я же сказал, что запланирован сегодня в ночь. Жду Смирнова с линии, – ответил Бурцев, понимая, что ему шутя предлагают выпить.
– Ну, как хочешь! Наше дело предложить – ваше отказаться! Федченко, где татарин?! – крикнул Адамов.
– Наверное, пошёл путёвку сдавать, – ответил Федченко, заканчивая резать хлеб и свежие огурцы.
– Вечно он опаздывает! – сказал Адамов и оглянулся. В этот момент Сабитов как раз вышел из-за ангара и подошёл к друзьям. – Мы татары молодцы – у нас обрезаны концы! – громко продекламировал Адамов и протянул подошедшему другу полный стакан.
– Лучше обрезанные, чем лежачие! – сказал Сабитов Адамову и осторожно взял стакан в руку.
– Вот-вот! Правильно он тебя отбрил, Адам! – сказал Федченко и засмеялся.
– Я и не спорю, – ответил улыбаясь Адамов. – Кто с водкой дружен – тому хер не нужен! – добавил Адамов, и три друга добродушно засмеялись. Первым не поперхнувшись, запрокинув голову, вылил в рот водку Федченко. Он так приловчился открывать горло, что выпивая весь стакан, делал только одно глотательное движение. Адамов, как часто пьющий человек, невольно вздрогнул плечами.
– Вот хохол даёт! – с восхищением сказал Адамов и в несколько глотков тоже опустошил полный гранёный стакан водки. У Сабитова, глядя на друзей, тоже передёрнуло плечи от отвращения, и он медленно поднёс стакан к губам. Сабитов один из троих друзей пил неспешно, но так же не прерываясь. Полный стакан он мелкими глотками выпивал в течение целой минуты. На это время Адамов и Федченко по привычке отвернулись от Сабитова. Они считали, что так пить водку сродни пытке.
Первым делом после выпитого стакана Федченко не стал закусывать, а достал из кармана красную пачку сигарет «Прима» и закурил. Адамов же стал закусывать салом. Закусил салом и Сабитов.
– Какой же ты татарин, Сабитов, если сало ешь?! – в очередной раз, как и в предыдущие пьянки, спросил по традиции Адамов. Но Сабитов махнул на него рукой и отвернулся. Он стал жевать сало, больше при этом откусывая хлеба.
– Правильно, Сабитов, – сказал Федченко. – Если по столько пить зараз водки, то не только сало начнёшь жрать, но татарский язык забудешь, – сказал с серьёзным лицом Федченко, и все громко расхохотались, включая Сабитова. Всем было известно, что Сабитов почти не говорит на родном языке, потому что из родни у него осталась только сестра, которая жила в другом городе. Сабитов с детства все время воспитывался среди русских и родной язык, кроме нескольких слов, давно начал забывать.
– Вы моей конской колбасой закусываете, когда сестра мне привозит! Я не говорю, что вы после этого татары! – сказал Сабитов, и все опять заулыбались. Три друга на глазах начали пьянеть от умопомрачительной дозы, но чувство юмора их не покидало. Подъехал к друзьям сменщик Сабитова, готовый выезжать на линию. Сабитов было засобирался, чтобы не задерживать сменщика, но Адамов сказал:
– Сабитов, отпусти сменщика! Мой напарник ещё в очереди за путёвкой стоит! Он как получит – развезёт нас всех! – Сабитов махнул сменщику, давая понять, чтобы тот уезжал без него.
– Сабитов, почему сменщику плохо машину помыл?! – продолжая шутить, крикнул Адамов.
– Нормально помыл! – ответил Сабитов, опять махая в сторону Адамова рукой, понимая, что тот опять шутит.
– Я все время говорю, что татарин – не шофер, а КАМАЗ – не машина! – и все опять начали неудержимо громко хохотать на шутку Адамова.
– Пошёл ты в задницу! – улыбаясь протяжно сказал Сабитов, и Адамов по-дружески обнял друга, давая понять, что любит его и как всегда шутит, чтобы посмешить компанию. Сабитов никогда не обижался, потому что знал, что Адамов за него не задумываясь ввяжется в любую драку, что не раз случалось в таксопарке. Бурцев смотрел на друзей и завидовал их безмятежности и искреннему веселью. «Я навсегда лишён такого счастья, как эти простодушные люди… Они никого не убивали в своей жизни и поэтому не отягощены теми мыслями, чувствами и проблемами… Узнаю ли я когда-нибудь, почему моя жизни сложилось так?.. Кто определяет и почему так, а не иначе судьбу каждого человека?..» – думал Бурцев с чувством безысходности от своего положения. Заехала машина Бурцева, и, попрощавшись с пьяненькими друзьями, он пошёл навстречу сменщику.
– Ты чё уже отгулял отпуск?! – удивлённо спросил Смирнов, и Бурцев утвердительно кивнул, радуясь давнишнему напарнику. – Тогда я сейчас быстро сполосну машинку и поедем, – хихикнув, сказал Смирнов. Он побежал отметить время заезда у контрольного механика, выворачивая ступни ног, словно человек идущий по земле в ластах. Через полчаса Бурцев выехал на линию. Он довёз Смирнова до дома и тотчас поехал к себе, чтобы поставить в известность мать о решении прервать отпуск.
– Валера, а почему ты не догулял?! – удивлённо спросила теперь и мать. – Ты всегда прежде с большим желанием ожидал отпуска, а тут взял и вышел на работу раньше времени.
– Я позже догуляю пять дней, когда мне понадобится, – ответил Бурцев. – Сейчас жара спала и работать стало легче, – добавил он в своё оправдание, чтобы мать не тревожилась и не стала себя мучить разными догадками об истинных причинах его решения.
– Сегодня Аннушка звонила. Она рассказывала, что опять окунулась с головой в работу школы, она говорила, что точно определилась на будущее: это последний год её школьной жизни. Весной девочка подаст заявление на увольнение и пойдёт работать к маме на базу.
– Да?! – удивился картинно Бурцев, давая понять, что это для него откровение. Бурцеву не хотелось признаваться, что это намерение Анны ему известно. Валерий совсем не желал разговаривать о соседке. В течение двух дней его не покидали мысленные рассуждения на тему, что делать, как жить и стоит ли что-нибудь менять в поведении в связи с гибелью последнего человека из своего списка намеченных жертв. Бурцеву было важно внести ясность и определённость в дальнейшую жизнь, потому что иначе он не знал, что следует планировать на будущее и каким образом следует вести себя с окружающими людьми. Несмотря на постоянное обдумывание своего положения, ничего спасительного и успокоительного ему не приходило в голову. В конце концов, Валерий понял, что ничего не сможет изменить. Он решил, что будет продолжать жить как и жил, но постоянно помнить о том, что каждый наступивший день, возможно, последний. После этого определения парню стало грустно, но намного легче.
Поужинав, Бурцев поехал работать. К полуночи он легко набрал плановую выручку и направился на вокзал, чтобы вздремнуть до пересмены. Срезая дорогу к вокзалу, Валерий поехал по неосвещённым маленьким улочкам. На одном из поворотов машина осветила фарами идущую по правой обочине девушку в коротком платье в крупный белый горошек на чёрном
