Шелдон проявил большой интерес к тому, о чем ему рассказывал Сили. Он узнал не без удовольствия, что седьмой беглец из последней партии попался в плен и в настоящую минуту уже стоит за воротами. Его тут же ввели во двор, связанного по рукам кокосовыми жгутами. Свирепое лицо его было обезображено злобой, на теле виднелись пятна запекшейся крови. Видно было, что он оказывал отчаянное сопротивление при поимке.
— Молодец, Сили! Спасибо, — сказал Шелдон и распорядился поднести гостю здоровенную кружку дешевого джина, которую тот не замедлил осушить одним залпом. — Слуга вынесет кое-что для тебя. Я дам тебе, фелла, ящик табаку; верное слово, — целый ящик. А вдобавок за верную службу, гуд-фелла, ты получишь от меня еще пять ярдов[11] коленкора и нож, фелла, большой нож!
Двое прислужников принесли из кладовой табак и подарки и отдали их властителю Бейльсуны, который принял эти подношения с жадным рычанием и немедленно повернул по дорожке обратно к своим челнокам. По распоряжению Шелдона домашние слуги схватили пленника и привязали его за руки и за ноги к одному из свайных столбов. В одиннадцать часов утра, когда рабочие вернулись с поля, Шелдон приказал им выстроиться перед балконом.
За исключением приставленных к госпиталю сторожей, все здоровые батраки собрались во дворе. Они выстроились в два ряда вместе с женщинами и немногими ребятишками, жившими на плантации, — настоящая орда голых дикарей человек в двести без малого. Черные тела пестрели навешенными на них раковинами, бусами и костяными украшениями. В ушах и ноздрях висели всевозможные серьги, талисманы, шпильки и даже металлические ручки от посуды и патентованные ключи от консервных коробок, а у некоторых даже защелкнутые предохранительной пружиной перочинные ножи. У одного на груди красовалась фарфоровая дверная ручка, у другого — бронзовое колесо от будильника.
С высоты веранды на них взирал больной белый человек, навалившийся на перила, чтобы не упасть от слабости. Любой из них легко мог бы одним щелчком сшибить его с ног. Огнестрельное оружие плантатора не помешало бы им напасть на него. Им ничего не стоило дать ему тумака и завладеть его головой и всей плантацией. Сердца рабочих были преисполнены ненавистью, местью и кровожадностью. Им недоставало только одного: того дьявольского властолюбия, которое продолжало гореть ярким пламенем в изможденном болезнью теле заядлого англичанина и которое готово было моментально вспыхнуть и испепелить их своим огнем.
— Нарада! Билли! — крикнул Шелдон резким голосом. Двое чернокожих лениво выступили вперед и остановились в выжидательных позах.
Шелдон отдал ключ от ручных кандалов прислужнику, который спустился вниз и расковал арестанта.
— Ну-ка, фелла Нарада и фелла Билли, подведите этого молодца к дереву да подтяните ему руки повыше! — скомандовал Шелдон.
Пока палачи медлительно выполняли отданное им приказание под аккомпанемент недовольного ропота толпы зрителей, прислужник принес тяжелый бич с увесистой рукояткой, — настоящее орудие пытки. Шелдон повел такую речь:
— Этот фелла Арунга задал мне немало хлопот. Я не украл фелла Арунга. Я никого не обманываю. Я говорю ему так: «Хорошо, пойдем ко мне в батраки на три года». Он говорит: «Хорошо, пойду к тебе в батраки на три года». Я его привез сюда. Получил он от меня много денег. Какого черта ему надо было еще? Зачем он отсюда сбежал? Я рассердился и решил выбить дурь из его фелла-башки. Я заплатил за поимку фелла вождю Бейльсуны, Сили, целый ящик табаку. Он стоит шесть фунтов. Арунга должен мне отработать эти деньги и лишний год оставаться в Беранде. Ну, а теперь я велю ему всыпать трижды десять плетей. Берись-ка, фелла Билли, за кнут и отпусти фелла Арунге тридцать порций. Все, фелла-джоны, смотрите и все, фелла-мэри[12], смотрите и запомните хорошенько. Как зачешутся у кого из вас пятки, то вы вспомните, к чему эта чесотка приводит, и они у вас перестанут зудеть. Принимайся за дело, Билли, всыпь Арунге, фелла, трижды десять плетей.
Прислужник протянул ему бич, но Билли не взял его. Шелдон флегматически выжидал. Глаза людоедов вперились в плантатора: они озирались тревожно и дико. Наступала решительная минута, от которой зависела жизнь или смерть белого человека.
— Три раза по десятку, Билли, — процедил Шелдон сквозь зубы.
В голосе его при этом дрогнула нотка металлического тембра.
Билли сдвинул брови, поглядел вверх, поглядел вниз, но не тронулся с места.
— Билли!
Это слово прогремело, как выстрел. Дикарь машинально подпрыгнул. Чернокожие оскалили зубы; послышался сдержанный смех.
— Мое, ты назначил много ударов Арунге. Он не фелла Тулага, — ответил Билли. — Его накажет фелла комиссар по закону. Мое знает закон.
Действительно, по закону так и следовало, и Шелдону это было отлично известно. Но Шелдон спасал свою шкуру и боялся, что его не сегодня-завтра убьют, если, повинуясь закону, он отложит наказание на целую неделю.
— Долго ты будешь ломаться? А? — вскричал он грозно.
— Мое по закону! — упрямо твердил чернокожий.
— Асту!
На сцену бойко выступил другой дикарь и вызывающе вскинул голову кверху. Шелдон преднамеренно отбирал самых упрямых, чтобы сломить их.
— Ты, фелла Асту, и ты, фелла Нарада, хватай фелла Билли, ставь его рядом с Арунгой и подвешивай к дереву!
— Да покрепче вяжите! — прибавил он.
— Бери кнут, Асту! Влепи ему тридцать здоровых ударов. Валяй!
— Нет, — буркнул Асту.
Шелдон взял ружье, приставленное к перилам, и щелкнул курком.
— Я тебя знаю отлично, Асту, — проговорил он спокойно. — Ты шесть лет проработал в Квинслэнде[13].
— Мое — фелла-миссионер! — дерзко вставил чернокожий.
— Ты целый год отсидел там в тюрьме. Твой белый фелла-хозяин свалял дурака, что не повесил тебя. Ты, фелла, порядочный негодяй. В Квинслэнде тебя два раза сажали в тюрьму на шесть месяцев. Два раза ты, фелла, проворовывался. Ладно, ты — миссионер. А скажи-ка молитву.
— Да, я знаю молитву! — настаивал тот.
— Хорошо, помолись немножко. Да молись скорее, шельма, потому что я сейчас тебя застрелю!
Шелдон вскинул ружье и нацелился. Чернокожий оглянулся направо, налево, но никто из товарищей не поддерживал его. Их занимало предстоящее зрелище, и они не сводили глаз с одинокого белого человека на веранде, в чьих руках была смерть. Шелдон выиграл ставку, и он почувствовал это. Асту нерешительно переминался с ноги на ногу. Он воззрился на белого человека, наводившего мушку.
— Асту, — сказал Шелдон, учитывая психологию момента. — Я просчитаю до трех и буду стрелять, а ты умрешь, фелла. Прощай! Кончено твое дело!
