Тренер поспешно вскочил, вытер мокрые перчатки о штаны, растер обувью лужу пота под собой… Эти секунды вернули ему способность соображать. Принял стойку, приглашая Тахира продолжить. Тут пацан с часами сказал: «Время!» Третий раунд закончился, а с ним и спарринг.
— Хитрости ты, Таха, научился. Это хорошо. Силы у тебя хватает, что тоже неплохо. Злости много, очень много, на двоих-троих, и это вряд ли идет в плюс. Опасно, злоба лишает ума и соображения. Побеждать нужно с холодной головой, по-умному, иначе это не победа — случайность. Умному боксу ты не научился, это я сейчас тебе объяснил. Хоть в жизни не уповай на силу и на злость. Лучше выжди, а потом действуй, иначе проиграешь. Понял?
Они вытерлись полотенцами в зале, стянули спорткостюмы, пережидая, пока салажня освободит душевые и раздевалку. Тахир слушал, опустив глаза, сам знал — взгляд у него пока еще ненормальный. Никак не мог отдышаться.
— Понимаю, — ответил Дмитричу. — Но вас-то, Анатолий Дмитрич, я на слабину словил?
Тахир фальшиво улыбнулся, предлагая перемирие.
— Да, сумел. А если бы я бил от души? В первом раунде, когда работал быстрее тебя раза в три?
— Да знаю я, что плох как боксер. Всегда знал, если честно. Если вы тут захотели жизни меня поучить, я приму все к сведенью. Но как воевать, я сам решаю. Вы уж извините, в Афгане тоже приходилось учиться не проигрывать. И ничего, вернулся.
Затем они помылись на пару в душе. Все-таки дерябнули по сто, пожали руки. Тумаки на лице продолжали гореть у Тахира, зеркало обещало иметь вид пентюха после драки. Но он с удовольствием посматривал на тренера: у того на ребрах отпечаталось несколько красных пятен — и касаться их Дмитрич избегал.
Марина ждала его, выйдя за ограду общежития. Наверно, не хотела, чтобы подружки увидели, как куда-то с парнем отправилась, да еще с азиатом! Это неплохо, что у Марины характер скрытный, — Тахир и сам был таким. Но иногда это против него оборачивалось. На вопросы: как провела время вчера, куда ездила или о других воздыхателях, Марина не отвечала. В лучшем случае смеялась в ответ, в худшем — смотрела исподлобья, и он трусливо ретировался. Она выросла в детдоме. Была роскошно красива, молода (семнадцать с хвостиком), числилась на ткацком комбинате АХБК, играла в дубле волейбольной команды, причем в высшей лиге. Быстро оценивала людей, не боялась спрашивать, не терялась. И умела принимать быстрые решения и добиваться их исполнения. Ну все как у него, считал Тахир. А что без родных — это тоже нравилось, всякой возни меньше. И ему больше любви и внимания достанется.
Она закинула сумку на заднее сиденье, села рядом на переднее, весело отстранилась, когда Тахир попытался ее поцеловать. Засыпала вопросами:
— Откуда такая роскошная машина? Только не ври, что твоя.
Вообще-то отцовскому «жигуленку» лет шесть было.
— Отца, — честно признался Тахир.
— А что, мы далеко едем? Объясни, туману напустил.
— Но ты вещи, одежду там, прихватила? Едем мы на турбазу по путевкам, вот они.
Они уже ехали по ташкентской улице. Тахир дотянулся до бардачка (хитро глянув на обнажившиеся коленки Марины), достал два картонных листа с отпечатанным на них синим контуром горной гряды. Под горами было вытиснено золотом «Турбаза „Алма-Тау“».
— Ой, это там, где ты каждый год бывал?
Тахир кивнул, он много о себе за неделю знакомства успел рассказать.
— А где будем жить? Не в палатке?
— В двухместном номере. Комфорта немного, зато каждый вечер кино или дискотека, шашлыков и самсов будешь есть кучи. Не говоря о грибах, ягодах, походах и прочем. Нравится?
Для Марины с сорокарублевой стипендией многое было дорого. Тахир имел в кармане сто пятьдесят и чувствовал себя султаном.
— Путевки льготные от общества «Буревестник». Я сегодня с боксом прощался, кстати, с тренером Дмитричем. Неужели ничего не заметила?
— Вообще-то трудно не заметить. Думаю, подрался не очень удачно, ну а чего такого, мужик же. Не буду душу травить.
Тахиру ответ очень понравился.
— Ты очень умная, Марина, — искренне отвесил он комплимент.
— А что, этот твой тренер, он сперва тебе лицо разбил, а затем путевками утешил?
— Нет, путевку уже в администрации общества «Буревестник» я выписал. Я им немало лет служил, медальки зарабатывал, помнят. Ну, если точно, с моей работы позвонили и тоже вежливо попросили о содействии. Мол, так надо стране. И «Буревестник» был счастлив оказать услугу. Мне сам начальник руку тряс, просил не забывать, отдыхать каждый год только у них. Смех, да и только. Видел бы Дмитрич! А на него я не в обиде. Помнишь, я тебе про дружка своего рассказывал, который в горах живет? Он мне легенду рассказал. О монахах и горах. Там если ученик у учителя что-то спрашивает, то сразу получает палкой по лбу!
— Ужас какой! — возмутилась Марина.
— Может быть, басня. Но принцип верный. Ученик должен уметь смотреть вокруг, на учителя, на остальных, и сам все понимать. С помощью интуиции. А иначе не поймет, и это очень верно. Одно дело правило вызубрить. Другое дело, когда правило спасет вдруг тебе шкуру, и ты его ощутишь, поймешь нутром. Это очень правильно…
Марина нахмурилась, то ли не соглашаясь, то ли думая о чем-то своем. Наконец спросила:
— Тахир, ты сказал, что тебе с работы помогли на турбазу отправиться. А что это за работа? Ты же милиционер? Или на турбазе за кем-то следить будешь? А я для прикрытия? Я даже не обижусь, но хотелось бы знать…
Он достал из внутреннего кармана пиджака новенькую красную «корочку», передал ей. Марина развернула документ. Увидела надпись: «Комитет Государственной Безопасности», внутри была фотография Тахира в форме, с погонами сержанта.
— Господи, помилуй, — изумленно прошептала Марина.
— Не дрейфь, — весело посоветовал Тахир. — Да, я не договорил о монахах. Я сегодня получил палкой от учителя, и не зря. Прощать обид не буду, но обижать тоже не буду. И мстить по-умному, а не очертя голову надо. Думаю, Дмитрич это и хотел мне объяснить.
— Я не очень понимаю, — обиженно сказала Марина, все еще изучая «корочку».
— Ничего, это я так, — Тахир бережно спрятал документ.
— Так какие дела тебя ждут на турбазе? Или нельзя говорить?
— А-а, хорошие дела. Я пошел к начальству и предложил, что раз я в отпуске, то использую время для повышения квалификации. Я только разрядник по альпинизму, а если сделаю зачетное восхождение на «пятерку», это такая гора сложная, то стану кандидатом в мастера по альпинизму. И они дали добро.
Они выехали по южной трассе за пределы Алма-Аты, помчались с ветерком по направлению к границе с Китаем. Горы опять теснились с правой стороны, наседали на поля, засаженные табаком. Чернолицые уйгурки рвали с кустов листья, закидывали в корзины за спиной. Иногда попадались посадки лука, залитые водой, в грязи семенили маленькие трудолюбивые корейцы — шабашили по договору с колхозами. В колхозах корейцы работать не любили.
