— Крячко дежурство по вытрезвителю сдал!
— Пустоболтов дежурство принял!
— Кстати, меня зовут Афанасий Герасимович, — Комлев протянул руку цыганистому щеголю.
— Альберт Владимирович, — ответил Пустоболтов и с готовностью спросил: — Будут ли какие указания?
— Да какие там указания… Работайте.
Офицеры вышли. Дверной проем снова заняла Татьяна Исидоровна.
— Афанасий Герасимович! Вот сообщения на помещенных к нам вчера.
Комлев взял коричневые бланки с красной диагональной полосой, полистал:
— Что с ними делать?
— Подписать. И мы их тут же разошлем по организациям.
Комлев аккуратно подписал бланки и возвратил.
— Как, все?..
— А что еще.
— Фуфаев обычно их у себя придерживал и только через день-другой отдавал.
— А чего их придерживать?
— Ну, как вам сказать… — протянула она, опустив глаза.
Комлев вдруг вспомнил про бородача:
— Да, кстати, как фамилия художника? Знаете, бородатый такой?
Татьяна Исидоровна просмотрела пачку и вытащила за уголок одну из бумаг:
— Вот. Шкарпетин.
— Он ко мне тут заходил. Оставьте пока, — сказал Комлев.
Из коридора раздался крик: «Афанасий Герасимыч! Поехали! На подбор!»
— Иду, иду, — заторопился Комлев.
Закрыл сейф, надел плащ и через минуту был у окутанной едким дымом машины с надписью на будке «СПЕЦМЕДСЛУЖБА». Над рулем неуклюже громоздился Бусоргин, другие милиционеры переминались с ноги на ногу у капота. Как только Комлев залез в кабину, они тут же попрыгали в будку.
Машина заурчала, отсалютовала оглушительным хлопком, свернула к извилинам железобетонных массивов. Вдоль серо и монотонно тянулись заводские заборы, жилые дома, громады фабричных зданий. Можно было подумать, что едущие совершают экскурсию по городу, но никак не озабочены поиском пьяных.
Вдруг автомобиль добавил скорости, шустро устремился к перекрестку и резко затормозил перед самым тротуаром. Выскочили Кисунев и Балыков. Кинулись к отчаянно заметавшемуся на углу мужчине. Тот, пытаясь убежать, рванулся в сторону, но тут же оказался в цепких ручищах милиционеров, затолкавших его за железную дверцу.
«Ну что ж, ловко», — подумал Комлев. — А гражданин-то на ногах держится неуверенно, мог под проходящий транспорт угодить».
Сержанты вновь вышли на угол, огляделись по сторонам, но, ничего подходящего не приметив, вернулись. В кабине заверещала рация. Бусоргин поднял трубку:
— Колыма слушает. В дом культуры и трамвайное депо? Понял. Мигом обслужим, — повернулся к Комлеву. — Два вызова.
Резко развернул машину и поехал к возвышавшейся вдали башне с серпом и молотом на шпиле. Въехав мимо колоннады в лепную арку, остановился. Кисунев и Балыков вновь спрыгнули на асфальт и заспешили к входу в дом культуры. Через минуту они уже вели чуть тепленького работягу — грязнолицего мужичонку. Тот, забросив руки на шеи сопровождавших, низким голосом выводил:
— Из-за острова на стер-р-ржень…
Двоих за десять минут. Хорошо», — подумал Комлев.
Машина снова задребезжала. Рядом с остановкой дерево подпирал пожилой мужчина в армейской накидке с опрокинутой корзиной у ног. Около были разбросаны грибы. Когда милиционеры приблизились, тот энергично развернулся в их сторону и замахал перед собой обеими руками, давая понять, что он так просто не сдастся. Но в следующий момент потерял равновесие, коленки подогнулись, и он оказался на четвереньках. Милиционеры за руки и за ремень пронесли его в будку. Балыков вернулся, сгреб грибы и понес корзину, стараясь загородить ее от глаз Комлева.
— Ну, баба ему задаст! — расплылся в улыбке Бусоргин. — Послала по грибы, а он назюзюкался.
— Отставничёк, наверно, — произнес Комлев не без сочувствия.
— Да, небось, за пьянку других на губу сажал. Вот пусть сам теперь посидит. Проскочим по злачным?
Людей на улицах поубавилось: видимо, основная масса уже прошла с работы. Машина объехала ипподром, на удивление тихо приблизилась к пивнухе. Кисунев и Балыков незаметно шмыгнули внутрь забегаловки. Из болтающихся на полусорванных петлях дверей выскочили два мужчины в фуфайках и рванули за угол. Следом солдатик кинулся, как заяц, через проезжую часть в поле.
— Эх, упустили, — с сожалением произнес Комлев, толкая дверцу от себя.
— Это не наш! А что дернул так, то подумал, наверно, что мы с военным патрулем…
Из пивной появился Кисунев, таща за собой упиравшегося мужчину в робе со связкой сантехнических вентилей на шее. Потом возник тощий юноша с волочащимся по земле портфелем. Балыков подталкивал его коленом сзади:
— Давай, орелики! Батьке быстро нало!..
— Что ж, Афанасий Герасимыч! Клюет, а? — спросил Бусоргин.
— Да, это уже что-то, — сухо произнес Комлев. — Помочь.
Представив, как коснется этих замызганных людей, понял, что не влезет и не поможет.
— Ну что, теперь в трезвяк.
— Да, конечно, надо сдать этих, — согласился Комлев.
Машина тяжело тронулась, и, когда стала выезжать на проспект, Афанасий увидел лежащего в тени у киоска человека. Показал пальцем в окно:
— Там кто-то.
Бусоргин резко затормозил.
Кисунев и Балыков подошли к мужчине и стали рассматривать его.
— Живой? — спросил Комлев, выйдя к ним.
— А кто его знает, — сказал Кисунев.
— Ну, забирайте.
— Да нет! Нам такие ни к чему. С него какой доход вытрезвителю? Вы только поглядите на него. Кто это? — легонько стукнул ботинком лежачему в бок.
— Он же пьяный!
— Ну и что, Это просто бомжак. Не брит. Штаны — гнилье. Фуфайка — рванина. А смердит-то как! — Кисунев поводил бородавчатым носом. — У него ни денег, ни паспорта! Только вшей занесет…
— Я вас не понимаю, — сказал Кисунев. — Человек в нетрезвом состоянии. Мы должны убрать его с улицы.
— Вот оно как! — вспылил Кисунев. — Тогда вызывайте неотложку. А, может, мы его не довезем. И будем потом виноваты.
— Звоните, Кисунев, вызывайте, — резко бросил Комлев.
«Скорую» несколько заждались. Из нее вылез угрявый парень в белом халате. Посмотрев на милиционеров, далеко плюнул и сказал:
— Сачки! Опять хотите нам алика втереть. Только машину загадит.
— Да ты посмотри, он тяжелый. Дашь бумагу, тогда заберем. Нам-то что, — пожал плечами Кисунев.
Медбрат склонился над бродягой и, зажимая себе нос, стал осматривать. Потом разогнулся и недовольно произнес сквозь зубы:
— Носилки!
Когда вернулись на Солнечную, Комлев задержался в дежурке. Со скрипом в конце коридора распахнулась дверь. В проходе по одному появились неудачник с перекрестка, работяга из дома культуры, грибник, сантехник и паренек с портфелем. Сзади Кисунев. Замыкал процессию Балыков с корзиной, которая показалась Комлеву много легче, чем ранее.