Мирзе следовало бы двинуться в путь. Но юноша так устал, что не мог даже встать на ноги.
Словно чувствуя это, пастух рассудительно и добродушно предложил:
— Переночуем здесь, у воды…
— А разве до стоянки далеко?
— Пусть близко. Все равно, куда ты пойдешь один на ночь глядя?
Мирза радостно ощутил тепло этих слов. «Не хочет вести меня на стоянку… — подумал он. — Значит, там опасно…»
Пастух не скрывал своих мыслей.
— Ты еще очень молод, друг мой. В этих краях одинокие и чужестранцы обречены на вечные муки и унижения. Будь осторожен. Особенно вблизи городов. Так и снуют там проклятые стражники. Стоит им заметить чужого человека — сразу налетят, отнимут все, что есть…
Пастух замолчал и затем продолжил:
— Двинешься на рассвете. Как только пройдешь вон те холмы, покажется Кучан. Все, кто идет в Мешхед, обязательно заходят и в этот город, там много караван-сараев.
Мирза понимающе кивнул.
— А сейчас ложись, — тоном отеческого приказа сказал старик. — Нужно отдохнуть.
Они расположились на войлочной подстилке.
Мирза не мог заснуть, хотя совсем недавно ему казалось, что стоит прилечь, и сон мгновенно овладеет им. Встреча с пастухом, близость города, где нужно начинать совсем другую жизнь, впечатления сегодняшнего дня… Нет, он ни за что не уснет!
Пастух тоже лежал с открытыми глазами.
— Вы не бываете в городе? — спросил Мирза.
— Вся моя жизнь прошла на этой кошме, под этими звездами… — вздохнул пастух. — Что делать в городе бедному человеку?
— Вы правы… — согласился Мирза.
Надо что-то ответить!
— И вот ты… — продолжал старик. — Как ты думаешь отыскать родных? Дошли ли они?
— Должно быть…
Старик приподнялся, оглядел пустыню, словно хотел вспомнить, какой она была несколько лет назад.
— Видел могилы на своем пути?
— Видел.
— Пустыня, которую ты пересек, опасна. Я многие годы пасу здесь овец. Знаю, что с вашей стороны приходили люди. Они были разные. И богатые, и бедные. Весь путь шли вместе, а здесь у самого города почти всегда начинали грабить и убивать друг друга. Те, кто выживал, везли в глубь страны награбленное добро, красивых женщин и девушек…
Старик снова лег и, помолчав, продолжил рассказ:
— Позже некоторые из этих разбойников тайком переправляли через границу беженцев с вашей стороны. В песках их грабили и убивали. А молодых жен и дочерей везли в большие города.
— Зачем, отец? — спросил Мирза, стараясь скрыть волнение.
— Дойдешь до Мешхеда, сам узнаешь… — глухо ответил старик. — Давай спать.
О чем только не думал Мирза в эту звездную бессонную ночь на чужбине! Но чаще всего он возвращался к мысли, что был слишком откровенным со стариком. Нет, он не боялся старого пастуха, но несколько раз ловил себя на том, что ему трудно скрыть обуревающее его волнение, солгать или смолчать. Нет, так нельзя! Он должен стать совсем другим человеком, чтобы не выдать себя ни врагу, ни даже другу. Как это трудно!
Вероломство осенило каждый дом,
Не осталось больше верности ни в ком.
Пред ничтожеством, как нищий, распростерт
Человек, богатый сердцем и умом.
ХафизГлаза слипались… Но теперь уже воспоминания, растревоженные неожиданной встречей, не давали заснуть.
Мирза вновь увидел распростертое тело старого отца, убитого басмачами. Перед юношей прошли лица земляков, оскорбленных женщин и девушек, всех, кого не пощадили бандиты в родном кишлаке.
Вновь зазвучал надтреснутый, скрипучий голос имама мечети Хаджа-и-Хизр шейха Абдурауфа:
— Да благословит аллах каждого, кто поддержит войска ислама! Под его защитой вы можете спокойно уходить в соседние страны, где всем правоверным уготовлена райская жизнь.
Некоторые поверили ему.
И может быть, эти кости, похожие на белые ветки саксаула, — все, что осталось от легковерных.
Мирза так и не заснул. Он увидел, как расползается розоватая полоска рассвета. Залаяли собаки, заблеяли овцы.
В белесом небе начали таять звезды.
— Самое удобное время… — сказал пастух.
— Что? — не понял Мирза, весь еще во власти тревожных воспоминаний.
— В Кучан нужно прийти на рассвете… А там пристанешь к какому-нибудь каравану, идущему в Мешхед.
— Спасибо, отец… — Мирза поднялся, приложив руки к груди.
— Доброго пути, юноша. Береги себя. Страшно в пустыне, но в большом городе страшнее…
— Спасибо, отец… — повторил Мирза.
Он наполнил бурдюк свежей водой и, еще раз выслушав напутствия и рассказ пастуха о дороге, направился в сторону Кучана.
Город проснулся. Шумно, многоголосо гудели караван-сараи, чайханы и харчевни. Мирза настороженно вглядывался в людей, снующих но улицам. По одежде и по говору он узнавал в этом многоликом городе моурийцев и сабзеварцев, шахрудцев и захиданцев. Но на Мирзу, к счастью, никто не обращал внимания.
Обычно караванщики просыпаются вместе с петухами и затемно отправляются в путь. Мирза успел до рассвета захватить один из караванов и нанял осла.
Когда приближались к Мешхеду, время перевалило за полдень. Еще не вошли в пригороды, а уже показались, четко вырисовываясь на фоне неба, воспетые иранскими хафизами голубые купола, увенчанные золотыми шарами.
Мирза думал о скрытом под сводами этих куполов загадочном мире, в который ему нужно будет проникнуть.
На окраине города, расплатившись за осла, юноша уверенно зашагал по улицам. Вскоре он очутился в толпе паломников, которые с простертыми ввысь руками, не спуская глаз с голубых куполов, молили аллаха об отпущении грехов. В экстаз входили дервиши, вымаливая «долю, отпущенную им всевышним».
С трудом пробираясь сквозь толпу, Мирза вышел на улицу Поян-хиабан, а затем на Боло-хиабан. Еще издали он увидел блестящий на солнце купол мавзолея имама Ризы. Священное место шиитов.
Мирза опять смешался с идущей и беснующейся толпой: ничего удивительного в том, что молодой шиит приехал из дальних стран «выполнить свой долг». Он тоже бормотал что-то вроде молитвы, кланяясь священному мавзолею.
«Привыкай, дорогой, — шептал себе Мирза, — есть же у персов поговорка: приедешь в город одноглазых — будь одноглазом».
Итак, он в «священном» Мешхеде! Воспевая этот город, поэт сказал:
Если бы не голубые купола Мешхеда,
быть бы для иноверцев местом ему.
Наверно, сегодня поэт подумал бы, что ошибся: Мешхед стал обиталищем чужестранцев. Мирза знал об этом еще дома, на родине. Теперь ему предстояло увидеть это своими глазами.
