Пиркс испытал много различных состояний, некоторое время его не было, потом он снова был, потом что-то выело ему мозг, потом произошло много сложных безмолвных ужасов — их спаял страх, который пережил и тело, и время, и пространство. Все! Этого он наелся досыта.
Доктор Грот сказал:
— Первый раз вы застонали на сто тридцать восьмой минуте, а второй — на двести двадцать седьмой. Всего три штрафных очка — и никаких судорог! Положите, пожалуйста, ногу на ногу. Я исследую рефлексы… Как вам удалось продержаться так долго? Ну, об этом потом.
Пиркс сидел на сложенном вчетверо полотенце, чертовски шершавом и от этого очень приятном. Он был совсем как Лазарь, воскресший из мертвых. Выдержал семь часов. Получил высшую оценку. В течение последних трех часов умирал несколько тысяч раз. Но не сдался. Когда его вытянули из ванны, вытерли, сделали массаж, укол, дали глоток коньяку и повели в лабораторию, где ждал доктор Грот, Пиркс по дороге заглянул в зеркало. До этого он все трогал грудь, ноги, руки, словно хотел убедиться, на месте ли. Сознание его было затуманено, как будто он встал с постели после многомесячной горячки. Он знал, что страшное уже позади. Но не удержался, заглянул в зеркало. Не потому, что ожидал увидеть седину, но все-таки…
Увидел свою толстую губу и, отвернувшись, зашагал дальше, оставляя на паркете мокрые следы.
Доктор Грот долго старался вытянуть из него описания пережитых состояний. Семь часов — это не пустяк! Теперь доктор Грот смотрел на Пиркса иначе, чем раньше, не то что с симпатией, скорее с любопытством, как энтомолог, который открыл новый вид ночной бабочки или совершенно необычного червяка. Может, он видел в нем тему для научной работы?
Увы, приходится признаться, что Пиркс оказался не слишком благодарным объектом для исследования. Он сидел и глуповато моргал глазами: все ему казалось плоским, двумерным. Когда он протягивал за чем-нибудь руку, предмет оказывался ближе или дальше, чем он предполагал. Это было нормальным явлением. Но ненормальным был его ответ на вопрос доктора, который пытался выяснить какие-то дополнительные подробности.
— Вы там лежали? — ответил Пиркс вопросом на вопрос.
— Нет. А что? — удивился доктор Грот.
— Так полежите, — предложил ему Пиркс. — Сами увидите, что происходит.
На другой день Пиркс чувствовал себя уже хорошо и даже мог шутить, вспоминая «сумасшедшую ванну». С тех пор он стал регулярно ходить в главный корпус, где на доске объявлений под стеклом вывешивали списки распределенных на практику. Но своей фамилии найти не мог. Потом было воскресенье, а в понедельник его вызвал к себе Шеф.
Пиркс забеспокоился не сразу. Сначала он подсчитал свои грехи. Мышь, которую посадили в ракету Остенса, — нет, это было давно. Кроме того, мышь была маленькая, и вообще здесь не о чем говорить. Потом история с будильником, который сам включал ток в сетку кровати Мебиуса. Но это, конечно, тоже ерунда. В двадцать два года проделывают и не такое, а Шеф — человек снисходительный. До определенных границ.
Неужели он узнал о привидении? Привидение было собственной оригинальной идеей Пиркса. Коллеги ему, естественно, помогли: в конце концов есть же у него приятели. А Барна следовало проучить. Операция «привидение» разыгрывалась, как по нотам. Пороховая дорожка начиналась в коридоре, сквозь щель под дверью проникала в комнату, трижды обходила вокруг нее и заканчивалась под столом. Возможно, правда, пороха насыпали слишком много. Барн был уже «обработан»: целую неделю по вечерам ни о чем ином не говорили, только о привидениях. Пиркс, будучи человеком опытным, разделил роли: часть парней рассказывала страшные истории, а другая разыгрывала скептиков, чтобы Барн не разобрался в подвохе. Барн не принимал участия в этих метафизических беседах, — только иногда посмеивался над наиболее пылкими приверженцами «того света». Да, но нужно было его видеть, когда в двенадцать ночи он вылетел из своей спальни, ревя, как буйвол, за которым гонится тигр. Огонь проник сквозь щель под дверью, трижды обежал комнату, и, наконец, под столом раздался такой сильный взрыв, что разлетелись книги. Все же Пиркс перестарался — начался небольшой пожар. Пара ведер воды ликвидировала огонь, но остались выжженная дыра и запах гари. Таким образом, операция не достигла желанной цели: Барн в привидения, увы, не поверил. Похоже на то, что речь пойдет об этой проделке.
Утром Пиркс встал пораньше, надел чистую рубашку, на всякий случай заглянул в книгу полетов, в Теорию навигации и пошел, отбросив все сомнения.
Кабинет Шефа был великолепен. По крайней мере так казалось Пирксу. Карты неба сплошь закрывали стены. Созвездия, желтые, как капли меда, сверкали на темно-синем фоне. Маленький слепой лунный глобус на письменном столе, полно книг, документов, второй огромный глобус у окна. Не глобус, а настоящее чудо. Если нажать нужную кнопку, вокруг него начинали двигаться светящиеся спутники.
Кажется, среди них можно увидеть даже первый, запущенный в пятьдесят седьмом, не говоря уж о существующих.
Однако в этот день Пирксу было не до глобуса. Когда он вошел, Шеф писал. Он попросил Пиркса присесть и подождать. Потом Шеф снял очки — он носил их всего год — и начал рассматривать Пиркса так, словно видел впервые. Это был его любимый прием. Даже святой, у которого на совести нет никаких грехов, под этим взглядом терял уверенность. Пиркс не был святым. Он не мог спокойно сидеть в кресле. То откидывался назад, принимая неприлично свободную позу, словно миллионер на палубе собственной яхты, то съезжал в направлении ковра и собственных пяток.
Шеф выдержал паузу и сказал:
— Ну, как дела, мальчик?
«Говорит «ты», значит не так уж плохо», — решил Пиркс и ответил, что все в порядке.
— Ты, кажется, купался?
Пиркс поддакнул. Это еще что? Подозрительность не покидала его. Может, за невежливый ответ доктору…
— Есть одно свободное место на практику, в Менделееве. Знаешь, где это?
— Астрофизическая станция на той стороне… — ответил Пиркс.
Он был слегка разочарован. У него теплилась слабая надежда. Такая слабая, что, боясь помешать ее превращению в реальность, он даже самому себе не признавался в ней — он рассчитывал на другое. На полет. Столько ракет, столько планет, а ему придется выполнять обычное стационарное задание на «той стороне»… Когда-то это считалось особым шиком — называть обратное, невидимое с Земли полушарие Луны «та сторона». А теперь так говорили все.
— Правильно. Ты знаешь, как она выглядит? — спросил Шеф.
У него было странное выражение лица. Как будто он что-то прятал за пазухой.
